Хренов поднялся по ступеням, подошел к Глинке и пожал ему руку.
– Не ожидал вас увидеть после стольких лет, – проговорил тот.
– Ничего, что я вот так… как снег на голову?
– О, сегодня такой день, – хмыкнул Святослав. – Снежный.
Хозяин провел Бориса в дом, усадил на диван в гостиной. Внутреннее его убранство тоже разительно не изменилось. Добавились какие-то современные вещи и только. Борис сделал вывод, что наследник империи Глинки дорожит воспоминаниями о тех временах, когда родители были живы.
– Вас зовут Борис? – обратился к Хренову Святослав.
– Точно.
– Простите, но я имя ваше забыл. Хорошо, фамилия запоминающаяся.
– И с ней хреново жить, – скупо улыбнулся Борис. – Я слышал, как вы говорили это, будучи подростком.
– Извините меня за это.
– Нет, вы были правы, Святослав. Мне много пришлось носов разбить, чтоб меня не обзывали Хреном.
– И как же вас обзывали в итоге?
– Гестапо.
– Тоже ничего хорошего.
– Согласен.
– Что привело вас ко мне?
– Охрану бизнес-центра осуществляет моя фирма. Мне доложили об инциденте… – Борис выжидательно посмотрел на Святослава, предполагая, что тот вступит в диалог, но Глинка молчал. – А сейчас Павлик сообщил мне, что Мася вернулся… Это правда?
– Вроде того.
– Этого не может быть, – решительно возразил Борис. – Я лично выносил его трупик с пепелища.
– Детские останки, вы хотели сказать. В те времена никто не проводил диковинных генетических экспертиз. Но сейчас это норма. Поэтому я завтра отправлюсь в лабораторию вместе с братом. Будем считать его братом до тех пор, пока анализ не докажет обратное. И выясню правду.
– Но откуда он взялся?
– Из Таджикистана. Его спасла и воспитала Чини, она работала у нас горничной, но вы ее вряд ли помните…
О, как он ошибался!
Борис не просто помнил… Не забывал ее все эти годы…
Он увидел ее впервые на ромашковом поле. Чини сидела посреди него и плела венок. Маленький Мася носился рядом, гоняя стрекоз. Все это происходило на территории усадьбы, которая, как успел заметить Хренов, сейчас стала меньше (половину земли Святослав продал либо за ненадобностью, либо нуждаясь в средствах). Борис подумал, что перед ним хозяйка, госпожа Глинка. И подивился тому, что его работодатель взял в жены таджичку. Пусть и самую прекрасную на свете! Иван был помешан на чистоте крови. Расистом не являлся, но считал неправильным смешение рас.
Пока Борис справлялся со своим потрясением, Чини доплела венок и водрузила его себе на голову.
– Мася, посмотри, – крикнула она мальчонке. – Красивая я?
– Васееее…
Он знал мало слов, и большая часть из них входила в лексикон брата… «Ваще» употреблялось Святославом чаще остальных.
Но об этом всем Борис узнал много позже. А то, что перед ним горничная, – совсем скоро.
Чини, почувствовав взгляд, подняла голову и широко улыбнулась Хренову. Он воевал в Таджикистане и знал, какими бывают красавицами местные женщины, но эта… Чини была не просто хороша, хотя и это тоже: персиковая кожа, высокие скулы, аккуратный носик, глаза как две вишни… Она будто светилась изнутри… Как дорогой фарфор, поднесенный к свету. Не зря ей дали имя Чини.
– Госпожа Глинка, – обратился к девушке Хренов. – Разрешите представиться…
– Госпожа Глинка? – расхохоталась она, запрокинув голову. Венок с нее тут же упал, и это развеселило ее еще больше. – Я горничная, Чини. А Клементина Романовна в доме.
– А меня зовут Борис. Я отвечаю за безопасность господина Глинки. – Хренов посмотрел на мальчика, который внимательно следил за взрослыми. Он был темненьким и черноглазым, и Борис решил, что Чини его мама. Мысль свою он тут же озвучил и вызвал очередной приступ смеха:
– Нет, это младший сын хозяев.
– Я Мася, – представился мальчишка и протянул Хренову свою ручонку для рукопожатия.
– Вы ему нравитесь, – заметила Чини. – Обычно он с посторонними ведет себя настороженно.
– Хочешь, пацан, на плечах моих прокатиться? – Тот закивал и радостно прокричал: «Дя!»
Но перед тем как усадить ребенка, Борис помог Чини встать. Она оказалась легонькой и маленькой. Гиганту Хренову до плеча едва доходила. Он вполне мог усадить Масю на одно плечо, ее на другое и нести их не то что до дома – до города…
– Так вы помните нашу горничную или нет? – услышал Борис голос Святослава и встряхнулся. Он унесся так далеко в прошлое, что растворился в нем.
– Да, конечно. Очень милая девушка. Но как ей это удалось?
– Если вам действительно интересна эта история, я расскажу. Мне не помешает мнение со стороны.
– Я весь во внимании.
Но начать рассказ Святославу не дали. В гостиную вбежала симпатичная черноволосая женщина в униформе и с обидой проговорила:
– А что же вы, Святослав Иванович, гостя к столу не пригласите? Я такой вкуснятины наготовила, а вы не едите.
– Тебя кто просил это делать? – вскинул одну бровь Глинка. – Я?
– Нет, но сказали, гости будут. Вот я и расстаралась. Котлетки пожарила, ваши любимые, с зеленью, запекла грудинку, и она уже остыла, хлеб сейчас поспеет с семечками.
– Борис, вы голодны? – обратился к Хренову хозяин дома.
– Честно признаться, я только завтракал сегодня.
– Отлично, значит, будем пировать. Накрывай, Оксана, стол на веранде. И неси свою фирменную хреновуху. Или вы, Борис, не употребляете?
– Почему же? Под хорошую закуску очень даже.
– Все мигом организую, – просияла Оксана и унеслась.
– Не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – усмехнулся Святослав. – Всем остальным за несоблюдение субординации попало бы, а эта женщина готовит так, что я не могу на нее злиться.
– Ваша мама, насколько я помню, тоже была прекрасным кулинаром. А невеста? Я слышал, вы в отношениях.
– Она не имеет представления о том, как жарится мясо или тушится рыба, зато знает, в каких местах лучше это заказать. – Святослав поднялся с дивана, Борис последовал его примеру. – Если желаете помыть руки, то уборная там, – и указал направление.
– А где сейчас Максимилиан? – спросил Хренов.
– Спит. Он изможден до предела. К тому же я его накачал водкой.
– Зачем?
– Что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Так говорила матушка Павлика, моя тетка. А поскольку у меня под рукой не было сыворотки правды, я воспользовался той, что подают в ресторанах.
«Уж не поэтому ли ты мне сейчас выпить предложил? – мелькнуло в голове у Бориса. – Но даже если так, тебе, мальчик, меня не разговорить. На меня даже сыворотка правды не действует, я калач тертый-затертый…»