– В чем вина этого парня?
– В наивности. В детской, доверчивой, крестьянской наивности. Политика рейха этого не прощает, не так ли?
– Политика рейха не прощает изменников и требует ото всех абсолютной, предельной открытости.
– У меня создалось впечатление, что вы человек дела, оберштурмбанфюрер.
– Не понял.
– Вы все поняли.
– Я понимаю, когда мне делается ясной логика поступка. Здесь же я логики не вижу – досужие игры в средневековье.
– Парень попал сюда случайно, оберштурмбанфюрер. Хотели привлечь его отца, но семья оставалась без кормильца; парень оказался наивным бычком – такие опасны в годину крови. Он уже все знает, поэтому отпустить его нельзя. Значит, его надо использовать. Во имя дела.
– Теперь понятнее. Какие задачи вы, лично вы, ставите перед легионерами?
– Лично я ставлю задачи перед студентами, когда надеваю мантию доктора права и государственных наук Пражского университета. Там я ставлю задачи. Здесь же я провожу линию, определенную моим командованием.
– И как вы понимаете эту линию – применительно к вашим подопечным?
Штирлиц сформулировал вопрос так, чтобы заставить Оберлендера ответить: вопрос, обращенный к личности, делал невозможным уход от ответа.
– Еще горилки?
– С удовольствием, – ответил Штирлиц.
– Что касается того, как я вижу свои задачи в будущей кампании, то однозначного ответа дать нельзя. Видимо, следует выделить два основных аспекта проблемы: крестьянство как объект превращения в придаточный аграрный потенциал рейха и славянскую интеллигенцию как вероятного противника этого неизбежного процесса.
– Постановка вопроса абсолютна, но успех или неуспех мероприятия будут определять частности.
– Совершенно верно, – подняв глаза от остатков гуся, согласился Оберлендер. – Основные узлы этой проблемы я сейчас попробую сформулировать.
Оберлендер закурил, подвинул к себе пепельницу, сделанную из гильзы противотанкового снаряда, и начал говорить резкими, рублеными фразами:
– В конкретно-славянском случае проблема интеллигенции представляется мне первичной, поскольку марксизм определил ее как «прослойку». Прослойка – форма некоего накопителя, принимающего в себя представителей крестьянства и городских рабочих. Поскольку в России преобладало крестьянство, то, следовательно, накоплений от села в интеллигенции было больше, чем накоплений от города. Крестьянская идеология в интеллигенции стушевывает порыв, поскольку земля более склонна к эволюции, чем фабрика. Станок революционен по своей сути, ибо он несет в себе заряд соревнования с другим станком, тогда как земля едина и бесконечна в своей вечности. Видимо, наша задача заключается в том, чтобы столкнуть интеллигенцию, так сказать, станковую с интеллигенцией аграрной. Противопоставление всегда конфликтно. Третьей силе выгоден конфликт двух других сил. Ущербность самолюбия – инструмент борьбы. Когда ты представитель прослойки, когда ты ниже иных представителей общественных групп – с тобой легче говорить третьей силе.
– Управленческий аппарат вы относите к интеллигенции?
– Насколько мне известно, управленческий аппарат в России насквозь большевистский. Работать с ним бесполезно, ренегаты принесут мало пользы, ибо изменник обоюдоопасен. После того как будут изолированы фанатики, предстоит серьезная работа по расколу: ставка на тех, кто пришел от земли и с землей связан. Отсюда – скачок к крестьянству. Отличительная черта крестьянства – преклонение перед количеством. Чтобы освободить земли Украины для заселения нашими колонистами, можно избрать два пути. Первый – создание поселений, построенных по спектральному методу: в основе конструкции немецкий колонист или группа колонистов, а вокруг бараки украинских агрорабочих, выполняющих задания рейха, доведенные до них нашими поселенцами. Пропорция населения только в первые годы, в первые десятилетия будет устраивать нас. Рейхсфюрер обозначил необходимое количество детей в каждой немецкой семье – семь. Четыре мальчика и три девочки, – добавил Оберлендер, и Штирлиц хотел угадать игру в его глазах, но Оберлендер, словно поняв это, потянулся к бутылке и налил горилку в рюмки. – Значит, на украинских землях вновь возникнет конфликтная ситуация, ибо число наших колонистов будет расти, но и украинцы будут размножаться. С моей точки зрения, необходимо решить проблему таким образом, чтобы украинец сам попросил нас о переселении на Урал или в Сибирь. В этом нам должен помочь не только террор, но и обращенная интеллигенция, связанная с землей. Идея создания личных хозяйств на больших землях, идея общения с пахотой – помимо немецкого колониста – только кажется рискованной, на самом деле она целесообразна. Биологическое несоответствие украинской мягкости и сибирской суровости обречет это племя на внутривидовой отбор, и мы снимем с себя возможные обвинения. Нужна песня и песенники, за которыми массы крестьян уйдут в Сибирь…
– Крестьянство России и Украины представляется вам темной, единой, безмолвной массой? Или вы как-то дифференцируете аграрный класс?
– Вы бывали в России? – задумчиво спросил Оберлендер.
– Даже если бы я и бывал там, мое мнение не имеет веса – я никогда не специализировался по славянской проблеме.
– Занятно, чего в вашем ответе больше: недоверия ко мне лично или к армии, которую я представляю?
– Вы представляете армейскую разведку. Не стоит смешивать понятия.
– В таком случае СД…
– Экий вы зубастый, – удовлетворенно заметил Штирлиц. – Но в принципе верно: СД – перчатки, в которых партия проводит кое-какие мероприятия. То же самое и с абвером – в системе армии.
– Я отвечу на ваш вопрос, – удобнее устроившись на стуле, сказал Оберлендер. – Вопрос интересный, на него стоит ответить.
– Вы ведь больше заинтересованы в ответе. Нет?
– Верно.
– Вы привыкли оценивать свои мысли со стороны. Вы отчуждаетесь, когда говорите?
– Слушайте, – серьезно предложил Оберлендер, – приходите в Пражский университет. Ректором, а? Мне будет легко работать с таким руководителем.
– Спасибо. Обдумаю ваше предложение. Итак?
– Крестьянство России и Украины, в общем-то, мало разделимо: культура одна и та же, корни общие, киевские. Оно поразительно, их крестьянство… Советы создали в деревне новое сознание, коллективное. Коллектив ослабляет страх крестьянина перед засухой и неурожаем. Изолированная личность с большим трудом борется за свою жизнь. Вот тут и сокрыто главное звено, за которое следует уцепиться, чтобы вытянуть всю цепь. Надо доказать славянскому аграрию, что всякое посредничество коллективной техники между ним и землей не нужно. Надо всячески стараться вернуть славянского крестьянина к идее девятнадцатого века, согласно которой единственная ценность в мире – это руки пахаря, запах конского пота и отвальная жирность весенней земли. Техника – порождение дьявола. Понимаете? Россия, которая была матерью картофельных бунтов, Россия, которая противилась новшествам, ибо они чужие, есть объект, к которому особенно приложима умная пропаганда. Нужно помнить, что история сплошь и рядом порождает иллюзии: людям свойственно искать прекрасное в прошлом, идеализировать его. Надо помочь славянам в этом аспекте – иллюзия прекрасного прошлого должна стать программой будущего.