Сто чудес - читать онлайн книгу. Автор: Венди Холден, Зузана Ружичкова cтр.№ 68

Иногда мне приходилось бывать в палаточном лагере для цыган, разбитом за пределами основной части госпиталя. Однажды я попала там на чешскую свадьбу. Цыгане обращались со мной приветливо, они пригласили меня к себе поесть чего-нибудь. Одна старуха предложила погадать по руке. Я не возражала.

Она внимательно рассмотрела мою ладонь и взглянула на меня с улыбкой.

– Ты будешь богатой и знаменитой. Ты выйдешь замуж за того, кто полюбит тебя, и сама будешь любить его, но он умрет раньше, чем ты.

Я поверила ей.

ОДНАЖДЫ РАННИМ утром майор Спайсер велел мне сопровождать его в одно строение, о существовании которого я даже не подозревала. Это был большой павильон, названный Ротондой, или Раундхауз, и его заполняли пациенты с тяжелыми заболеваниями.

С очень серьезным выражением лица он сказал:

– Кажется, я нашел твою мать, Зузана. Ей очень плохо, и, боюсь, мало надежд на выздоровление.

Я расплакалась, а он обнял меня и предложил удочерить, чтобы я поехала в Англию жить с ним и с его женой. Поблагодарив майора, я вытерла слезы и вошла в Ротонду, озираясь, пока мой взгляд не упал на страшно тощую Леопольдину Ружичкову. Бросившись к ней, я обнаружила, что она без сознания, а ее кожа покрыта язвами. Лекарств было немного, а пенициллин оставался новшеством, доступным только для военных. Врачи могли лишь наблюдать и ждать исхода. За мамой ухаживал венгерский санитар Лайош, и ухаживал очень хорошо, как за собственной матерью. От него я узнала, что она лежала в Ротонде все то время, что я искала ее.

Я посещала маму каждый день, и, хотя она пришла в себя, лучше ей не становилось. Меня шокировало ее безразличие. Она либо не хотела выздороветь, либо у нее уже не осталось никаких сил. Разговаривать она тоже не могла или не хотела. По-моему, ее убивала мысль о возвращении домой без отца, и я осознала, что моя храбрая мать боялась лишь одного: приехать в родной город и узнать, что никто из родни не выжил. Она твердила: «Я не вернусь домой… Мне не станет лучше… Я останусь здесь». Положение казалось безнадежным.

Ничего нельзя было поделать. Больных тифом задержали в карантине до июля. Все кругом говорили только о том, куда поедут и чем займутся, когда закончится карантин. Многие не хотели возвращаться туда, где жили те, жертвами чьих доносов они стали или где их никто не ждал из родных. Тысячи даже и не думали о доме, их города были разрушены бомбами. Некоторые не хотели расставаться с британцами, они надеялись, что их поселят в огромном лагере для перемещенных лиц, где союзники продолжат заботиться о них. А другие ожидали виз в Палестину, США, Канаду, Швецию или Англию, однако многие двери уже закрылись или закрывались для них, и они роптали. Русские предупреждали, что страны Европы, освобожденные войсками СССР, станут коммунистическими, и это тоже влияло на намерения бывших узников.

Я знала, что тетя в Нью-Йорке примет нас, и майору Спайсеру была благодарна за его предложение удочерить меня. Однако я внезапно поняла, что хочу вернуться в родную страну. Как и говорил Фреди Хирш, сионистские идеи были умозрительными, абстрактными. По-настоящему я хотела жить только в Чехии.

В конторе майора Спайсера постоянно работало радио. Каждый день оно передавало новости и послания от семей, разыскивающих близких. В один прекрасный июньский день я сидела за письменным столом, на который из окна падал солнечный луч, и неожиданно услышала свое имя. Просили предоставить какую-либо информацию о семьи Ружичка из Пльзеня и об их дочери Зузане. Просьба исходила от Мадам, моей любимой наставницы.

Мои глаза наполнились слезами, когда я услышала, что Мадам ждет нашего скорейшего возвращения в Пльзень. Я поняла в тот момент, что, если я не вытащу маму из госпиталя побыстрее, мы никогда не отправимся в наш город и она так и не поправится.

Пришла пора везти ее домой.

НО УВЕЗТИ МАМУ из Берген-Бельзена оказалось не так-то просто. Она по-прежнему упрямо отказывалась уезжать, и я сознавала: нужно сделать что-то особенное для ее спасения.

Как только закончился срок карантина, все, кто поправился в достаточной мере, стали искать возможности выехать, куда им надо. Но в Европе не хватало горючего, и гражданских сажали лишь на несколько поездов, остальные находились в распоряжении военных. Тысячи и тысячи человек горели желанием попасть в сотни разных мест, и эвакуация происходила хаотично.

Из Чехословакии присылали частные автомобили за выжившими, но ни в одном не находилось свободного местечка для нас, сколько бы я ни умоляла. Потом случилось так, что шофер очередной машины не отыскал тех, за кем был послан, и я попросила его доставить нас с мамой в Пльзень вместо них.

– Хорошо, – ответил он. – Но сперва вам нужно найти мне бензина.

Знакомый доктор посоветовал обратиться в британский штаб и дал мне пропуск туда. Тогда я носила фартук и выглядела как нянька, поэтому, придя в святая святых штаба, располагавшегося на холме, встретила благодушный прием. Я поговорила с тремя офицерами по отдельности, и все они показались мне невероятно высокими. Последний из троих предложил позвать генерала, которому я объяснила, что мне нужен бензин, но забыла впопыхах сказать зачем. Он исчез и вернулся с небольшой фляжкой, уверенный, видимо, что мне нужно немного для чистки одежды от насекомых, как делалось обычно в лагере. Поблагодарив, я возразила:

– Извините, но этого не хватит. Мне требуется на шестьсот километров дороги до Пльзеня.

Генерал рассмеялся, покачал головой и сказал, что об этом и речи быть не может.

Вернувшись в лагерь, я узнала, что скопилось столько чехов, стремящихся домой, что власти готовят особый поезд для нас. Приготовления должны были занять недели, они, скорее всего, не закончились бы до середины августа – но таким образом у меня появлялось время на выполнение другой части плана.

Врачи настаивали, что маму нельзя забирать из больницы и что она не переживет путешествия. Остановить меня им не удалось. Когда ты молод, у тебя избыток смелости и чутья, и я чувствовала, что маме недостает сил на выздоровление только потому, что она боится самой мысли о возвращении домой. В музыке я всегда следовала интуиции и в жизни тоже полагалась на нее. Тогда у меня могло не хватить смелости, но я приняла основное решение – как-то похитить ее. Друзья беспокоились, что меня поймают, но я отмахивалась, я должна была доставить маму домой.

Со мной соглашался мой друг доктор Ван Лоо, он написал фальшивые бумаги, с помощью которых я могла притвориться, что забираю мать на обследование. Другие друзья нашли для нее платье. Когда все было готово, я попрощалась со знакомыми, которым доверилась, и взялась за дело. Ранним утром в конце августа 1945 года, в день, когда отходил поезд в Прагу, я отправилась в Ротонду, вручила дежурной няне поддельные документы и сообщила, что отведу маму на рентген.

Мама, когда я быстро одевала ее, сопротивлялась:

– Что ты делаешь? Зачем ты одеваешь меня? Ты же знаешь, доктор сказал, что я умру, если меня повезут куда-то. Я никуда не пойду, Зузана!