Как делаются деньги? Философия посткредитного капитализма - читать онлайн книгу. Автор: Уле Бьерг cтр.№ 70

Логика, по которой управление рыночным риском, кредитным риском и риском ликвидности может само стать источником риска, сходна с логикой шутки о бывшем хорватском президенте Франьо Туджмане и его большой семье, которые летят в самолете над Хорватией:

Хотя деривативы можно сконструировать так, что они сумеют защитить от рыночного риска, от кредитного риска и до какой-то степени даже от риска ликвидности, самым эффективным способом избавиться от системного риска является, возможно, упразднение рынка самих деривативов.

Хочется применить ту же логику и к монетарной политике. Один из основных сторонников идеологии свободного рынка, Милтон Фридман, однажды предложил выбрасывать деньги с вертолета в качестве средства борьбы с дефляцией ^[282]. Учитывая исторические примеры внедрения фридмановской политики в ее чистом виде в Чили, Боливии, Польше, России и Юго-Восточной Азии, мы могли бы предположить, что еще более эффективно было бы просто сбросить с вертолета Милтона Фридмана ^[283].

Рыночный риск, кредитный риск и риск ликвидности возникают из соотношения между известными известными и известными неизвестными. Системный риск отмечает предел знаний на рынке в заданный момент и является неизвестной неизвестной финансовых рынков. По мере того как рынок учится на прошлых кризисах и разрабатывает новые способы управления рисками для того, чтобы рассчитать вероятность таких событий, которые, как считается, стали причиной кризиса, и застраховаться от них, предшествующие системные риски переводятся в определенные рыночные, кредитные риски или риски ликвидности. Неизвестные неизвестные трансформируются в известные неизвестные. В свою очередь, эти новые методы управления рисками порождают новые риски, способные стать причинами следующих кризисов. Превращение неизвестных неизвестных в известные неизвестные порождает новые неизвестные неизвестные. Мы можем перефразировать жижековское определение реального, чтобы представить системный риск как то, что «сопротивляется риск-менеджменту».

В приведенном выше отрывке Жижек упрекает рамсфелдовскую эпистемологию в том, что она не учла четвертую категорию знания: неизвестное известное. Это категория фрейдовского (или, скорее даже, лакановского) бессознательного, которое является «знанием, которое само себя не знает» ^[284]. Мы можем последовать за Жижеком еще дальше и предположить, что «основными угрозами» системы глобального капитализма, которая все больше опирается на обращение денег на финансовых рынках, являются не столкновения с неизвестными неизвестными – с непредвиденными событиями, которые зачастую вызваны самими финансовыми рынками – а скорее, с неизвестными известными этих рынков, с «подавляемыми представлениями и предположениями», которым агенты на рынке «безотчетно следуют». Так каковы же неизвестные известные финансовых рынков?

Беглое объяснение недавнего финансового кризиса может поведать о том, что, с одной стороны, существовала орава ученых и финансистов, несущих слепую веру в модели неоклассических финансов, построенные на предпосылках рыночной эффективности. С другой стороны, были финансовые рынки, ознаменованные иррациональным обогащением и другими формами неэффективности. Финансовый кризис стал всего лишь неизбежным итогом расхождения моделей и рынков. Хотя такая трактовка не является полностью неверной, она не учитывает важный аспект функционирования финансовых рынков. Эта трактовка предполагает дихотомию между теми, кто верит в эффективность рынка – то есть плохо информированными и некритичными агентами – и теми информированными критиками, которые распознали истинную природу финансовых рынков и более не верят в их эффективность. Однако такое понятие веры является слишком упрощенным, чтобы ухватить то постидеологическое основание, на котором стоят современные финансовые рынки.

Вероятно, самую радикальную критику современных неоклассических финансов и присущей им идеи о рыночной эффективности предложил Бенуа Мандельброт. Он целился в самое сердце теории, отделяя предпосылку о том, что колебания цен на финансовых рынках происходят случайным образом, от предпосылки о том, что эти колебания нормально распределены. Мандельброт признает, что цены действительно могут быть случайными, в том смысле, что они являются непредсказуемыми, но он предлагает разделять «умеренную» и «необузданную» случайность ^[285]. Первая – случайность, которая описывается предпосылками теории вероятностей Гаусса: цены подчинены колоколообразному нормальному распределению, и каждое отдельное движение цены не зависит от предыдущих. Умеренная случайность – это то, с чем мы имеем дело, подбрасывая монету. Второй вид случайности этим предпосылкам, однако, не соответствует. Необузданная случайность может, например, вызвать явление турбулентности, которое обнаруживается в поведении ветра или рек. Турбулентность возникает, когда ламинарные движения материи превышают определенное пороговое значение и начинают усиливать друг друга, что создает новые и более сложные закономерности, которые нельзя свести к эффектам изначальных движений. Турбулентность производит внезапные и неистовые колебания, по масштабам значительно превышающие колебания, проявляющиеся в обычном состоянии материи. Другими словами, турбулентность обозначает резкий разрыв с «обычной» волатильностью ситуации. В сравнении с нормальным распределением, необузданная случайность ведет к куда более «аномальным» событиям. Маловероятные явления становятся менее маловероятными.

Суть критики Мандельброта, разумеется, в том, что цены на финансовых рынках следуют закономерностям необузданной, а не умеренной случайности. В этой связи частые случаи кризиса, когда цены сильно отклоняются от ожиданий рынка, не должны восприниматься как сюрприз, поскольку данные примеры «финансовой турбулентности» есть явления, присущие функционированию системы как таковой. «Рынок – рискованное место, куда более рискованное, чем представляется, когда вы беспечно полагаете, что цены болтаются вокруг умеренного гауссианского среднего» ^[286].