– Спасибо, мой господин, что навестили меня, – робко сказала Анна, когда композитор поднялся со своего места.
– И еще раз примите мои самые искренние поздравления. Вчера вы были превосходны. Ваше пение даже вдохновило меня. Но мы еще с вами обязательно увидимся, фрекен Ландвик. Уверен в этом. Всего вам доброго.
Григ поцеловал Анне руку и скользнул по ней заинтересованным взглядом, каким обычно мужчины – Анна уже успела научиться понимать такие взгляды – смотрят на приглянувшихся им женщин.
– До свидания, – пробормотала она и сделала на прощание вежливый книксен.
* * *
– Так он уже уехал из Христиании?
– Да. Я же говорил, ему надо срочно вернуться в Берген.
– Тогда все кончено! Одному Богу известно, когда он снова появится здесь, – в отчаянии воскликнул Йенс, плюхаясь на свой неудобный стул, стоявший в оркестровой яме, после чего поднял жалобный взгляд на герра Хеннума.
– Но есть и хорошая новость, – продолжил тот. – Я таки успел показать ему кое-что из ваших композиций. И он попросил меня передать вам вот это. – Герр Хеннум вручил Йенсу конверт, на котором было написано: «Предъявить по месту назначения».
Йенс недоуменно уставился на конверт.
– Что это?
– Это рекомендация, которую он дает вам для поступления в Лейпцигскую консерваторию.
Йенс издал радостный вопль. Вот он, его пропуск в будущую жизнь!
28
– После окончания сезона я уезжаю в Лейпциг. Анна, прошу тебя, поехали вместе со мной! – уговаривал свою возлюбленную Йенс. Они снова сидели в гостиной квартиры Отто, и Йенс обвил руками хрупкую фигурку Анны. – Я ни за что на свете не оставлю тебя здесь, в Христиании, да еще в лапах этого герра Байера. У меня нет полной уверенности в том, что после того, как ты ответишь отказом на предложение выйти за него замуж, он поведет себя как порядочный человек. – Йенс осторожно поцеловал Анну в лоб. – Давай поступим так, как поступают все влюбленные во все времена. Убежим вместе. Ты говоришь, он хранит в сейфе все твои деньги, которые тебе выплачивают в театре?
– Да. Но я уверена, что если я попрошу, то он отдаст эти деньги мне. – Анна сконфуженно умолкла, слегка прикусив губу. – Йенс, тебе не кажется, что с моей стороны будет крайне непорядочно повести себя по отношению к нему таким неблагодарным образом? Ведь герр Байер столько сделал для меня. И потом, а что я стану делать там, в Лейпциге?
– Господи! Да Лейпциг – это центр музыкальной Европы! Уверен, там для тебя откроются по-настоящему блестящие возможности. Ведь сам маэстро Григ сказал тебе, что здесь, в Христиании, все слишком узко, слишком ограниченно, слишком провинциально. Твой талант заслуживает гораздо большего признания, – принялся умасливать Анну Йенс. – Между прочим, издатель Грига тоже живет в Лейпциге. Да и сам маэстро часто бывает в этом городе. Так что в будущем ничто не помешает вам возобновить ваше знакомство. Анна, прошу тебя, подумай хорошенько над моим предложением. По-моему, это единственно приемлемое решение для нас обоих. Пока мне в голову не приходят никакие другие варианты.
Анна застенчиво взглянула на Йенса. Больше года она привыкала к новой для себя жизни в Христиании. Что, если там, куда он зовет ее, она не сможет прижиться? К тому же по мере того, как росла ее уверенность в своих силах, она все больше и больше влюблялась в роль Сольвейг. Ей нравилось быть Сольвейг. И она будет скучать по фрекен Олсдаттер… И по Руди тоже… Однако стоило ей подумать о том, каково это – жить в Христиании, зная, что Йенса здесь больше нет, и у нее тут же начинало ныть сердце.
– Знаю, я прошу от тебя слишком многого. – Йенс словно прочитал ее мысли. – Да, ты можешь остаться здесь и со временем стать самой известной сопрано во всей Норвегии. Но ведь можно же наметить себе и более высокие цели. И при этом не только жить вместе с любимым человеком, но и приобрести гораздо более внушительный успех. Конечно, нам будет непросто. У тебя денег нет. А у меня их слишком мало. Только те, что дала мне мама, чтобы оплатить мою учебу и проживание в Лейпциге. Что ж, будем жить, питаясь музыкой, своей любовью друг к другу и верой в наши таланты, – закончил он на несколько патетической ноте.
– Йенс, но что я скажу своим родителям? Ведь герр Байер наверняка сообщит им о моем поступке. Я опозорю всю нашу семью, навлеку бесчестье на родных. Мне даже страшно подумать о том… Я не вынесу, если они подумают, что я… – Анна умолкла, в отчаянии приложив руку ко лбу. – Дай мне время поразмыслить. Я должна все хорошенько обдумать…
– Конечно, должна, – миролюбиво согласился Йенс. – Ведь до окончания театрального сезона есть время. «Пер Гюнт» будет идти на сцене еще целый месяц.
– И потом… Я не смогу… Да, я не смогу быть с тобой, если мы не поженимся, – выпалила Анна, залившись краской смущения. Ей было стыдно уже от того, что она сама затронула столь деликатную тему. – Я буду гореть в аду за такой грех. А мама заживо сварит себя в котле, не вынеся такого позора.
Столь богатое воображение Анны вызвало улыбку на устах Йенса.
– Как я понимаю, фрекен Ландвик, – проговорил он, нежно беря ее руки в свои, – вы желаете получить третье предложение руки и сердца кряду от череды ваших соискателей, да?
– Да нет же! Я просто хочу сказать, что…
– Анна! – Йенс поцеловал ее худенькую ручку. – Я знаю, что ты хочешь сказать. И прекрасно понимаю тебя. И заявляю тебе со всей ответственностью, неважно, убежим мы с тобой в Лейпциг или нет, но предложение руки и сердца я намереваюсь тебе сделать в любом случае.
– Правда?
– Чистейшая правда. Если мы поедем в Лейпциг, то обещаю, мы обязательно поженимся перед отъездом, но только в тайне от всех. В мои намерения вовсе не входит подрывать твои моральные принципы.
– Спасибо.
У Анны отлегло на душе. По крайней мере, намерения у Йенса действительно самые серьезные. Так что, даже если им придется тайно бежать в Лейпциг – она мысленно содрогнулась от такой перспективы, но тут же постаралась загнать свои страхи поглубже в себя, – то хотя бы в глазах Господа они будут законными супругами.
– Скажи мне, когда вернется герр Байер и начнет донимать тебя, требуя ответа на свое предложение? – спросил у нее Йенс.
– Понятия не имею, зато… – Анна глянула на часы, висевшие на стене, и в ужасе прижала руку к губам, увидев, который час. – Зато я знаю, что мне пора бежать в театр. Я должна появиться там за полтора часа до начала спектакля, чтобы гримерша успела нанести грим.
– Конечно, беги. Но вот что еще, Анна. Хочу, чтобы ты поняла: если случится так, что я не уеду в Лейпциг, а ты откажешь герру Байеру, то у меня такое чувство, что он все равно не даст нам спокойно пожить в Христиании. А сейчас поцелуй меня на прощание. Вечером я буду лицезреть тебя на сцене. Но, прошу тебя, ты без промедления должна дать мне ответ.