– Монетку в полкреда, – угрюмо ответил Кертис-младший.
…Еще через час, продираясь по засеянным, но неубранным полям (колючему местному злаку явно не вредили дождь и раскисшая почва), они набрели на огороженный металлической сеткой дом. Строение было низким, серым, почти без окон, явно нежилым.
– Будни фермера, – разглядывая здание, изрек Кей. – Свинарник или амбар. Бекон любишь?
– Чего ты так развеселился?
– Я работаю, Артур. Пошли.
Сквозь отогнувшийся кусок сетки они пробрались на территорию. Нашли вход – железные двери, скользящие на роликах.
– Тук-тук! – громко произнес Кей, откатывая дверь. Из темноты сверкнул луч.
Они отпрыгнули по разные стороны двери. Выстрелов больше не было. Кей слегка взмахнул рукой – вправо и тут же назад. Артур послушно снял кепку, подцепил на ствол пистолета и выдвинул в проем двери. Выстрел заставил несчастный головной убор вспыхнуть. И в тот же миг Кей скользнул в темноту.
Ждать пришлось недолго. Серия вспышек фиолетовыми зарницами осветила сарай. Потом Кей крикнул:
– Входите, сэр Артур, ибо все в порядке. Кривда выпрямлена. Сила послужила Праву.
Шагнув вслед за Кеем, Артур воскликнул:
– Эй, ты знаешь про Артура и Круглый Стол!
– Не должно мне спорить с вами, – выволакивая из сарая тело, ответил Кей. Слегка согнувшись, он тащил убитого за ноги. Запах горелого мяса заставил Артура отшатнуться.
– По крайней мере решена проблема питания, – останавливаясь у двери, сказал Кей.
– Я не буду, – быстро отозвался Артур.
– Там сумка у стены, дурачок. Поройся пока. – Кей продолжил движение. Убитый был стариком, и длинные седые волосы волочились по грязи, слипаясь черными сосульками.
Когда Кей вернулся, Артур вскрывал консервные банки.
– Тут только еда и пара бутылок пива, – объявил он.
– Покойный хотел выжить, но и мы хотим того же, – подвел итог Кей. – Неплохое местечко, а?
Сарай оказался фермерским ангаром. У стен стояли неуклюжие, громоздкие машины, в углу – серый куб зарядного устройства. Кей обследовал его и покачал головой. Забрался в одну из машин, в другую…
– Будешь есть, Кей?
– Обязательно.
Они съели по банке консервированного мяса и выпили бутылку пива. Потом Кей развел костер, безжалостно сорвав со стен декоративные деревянные панели. Артур тем временем укрепил у огня металлические решетки непонятного предназначения и повесил на них мокрую одежду. Кей последовал его примеру.
– Из чего он стрелял? – глядя в огонь, спросил Артур.
– Лазерное ружье. Богатый был фермер… по местным меркам.
– Надеюсь, он имел аТан, – серьезно сказал Кертис-младший.
Кей тихонько засмеялся, но говорить ничего не стал. Они сидели долго, медленно согреваясь. В закрытую дверь колотил дождь, под потолком повисло сизое одеяло дыма.
– Артур.
– Что, Кей?
– Я задам тебе один вопрос… нет, не сейчас.
– Почему же. Спрашивай.
– Нет. Ты соврешь, а я хочу знать правду.
– Всю правду знать не стоит, Кей.
– Какой ты умный… Ночевать будем здесь. Носиться по темноте не стоит.
Артур его не понял, но промолчал. Кей натянул полусырую одежду и, забравшись в ближайший комбайн, стал изучать пульт. Артур смотрел на него снизу – на зыбкий силуэт, подергивающийся в пламени костра, гротескно искаженный стеклянным пузырем кабины.
– Замечательно, – с удовольствием произнес Кей. – Вот почему старикан не жег костров…
– Слушай, папа…
– Ну?
– Почему ты ненавидишь детей? Я знаю, тебе хреново пришлось в детстве, но это еще не повод.
Кей уселся на пол кабины, свесив в открытую дверь ноги.
– Откровенность за откровенность?
– Как с силикоидом? Давай.
– Я никогда толком не был ребенком. Мне всегда было сорок, Артур. Это очень тяжко – никогда не помнить себя беззаботным мальчишкой. Стараться быть похожим на ровесников, завидовать им… Слишком хорошее детство превращает ребенка во взрослого еще быстрее, чем плохое.
– А у тебя было хорошее детство?
– Мой отец был сенатором на Второй планете Шедара. У меня было очень хорошее детство. В день эвакуации мне исполнилось семь… и я уже не был ребенком. Я видел, как десантные капсулы сыплются на отмели, лишь над космодромом последняя база держала небо. Отец остался с группой прикрытия, они еще верили в помощь Империи. Может быть, они были живы, когда Император Грей отдал приказ выжечь планеты. Я не говорю, что он был не прав. Штурм унес бы куда больше жизней, чем та горстка людей, партизанившая на оккупированной планете… не самой послушной планете Империи. Нас принял Альтос, и мы выжили. Нам не оставили фамилий, я перестал быть Кеем Лацитисом. Мы стали детьми Империи. Но я уже не смог стать ребенком. И это чувствовали все. Таких детей любят родители, но у них нет друзей. Я старался, Артур, очень старался. Воспитателем нашего блока «джи» был хороший человек. Разносторонняя личность, автор детских сериалов, которые шли по телесети Альтоса. Не садист и не извращенец, которые очень любят такую работу. Он искренне считал, что детей надо защищать от взрослых. Он всегда говорил о дружбе и доброте и, наверное, не мог понять, почему его дружные воспитанники не любят маленького Кея. Для него я оставался ребенком с трогательно тощей шеей…
Артур невольно улыбнулся.
– …и грустными глазами. Ровесники видели, что на самом деле я другой. И защищались от меня как умели. Когда я понял, что ребенком мне уже не стать, я стал взрослым. Ночью… это уже не важно. Я прибился к бродячему цирку. Это тоже местечко дай Боже, но они отнеслись ко мне почти по-человечески. Я мыл полы, продавал билеты, ассистировал клоунам, год стоял мишенью для Редгара Реда, человека-пистолета…
– Его ты тоже убил?
– Ты что, Артур? Редгар научил меня всему. Стрелять, метать ножи, не закрывать глаза, когда стреляют в тебя. Потом сказал, что цирк для меня – лишь этап. И заставил работать с Дианой, своей подружкой, воздушной гимнасткой. Мне нравилось… пока она не сломала шею. Я прошел всех артистов – хоть понемногу, но был со всеми. Наши клоуны, Яцек и Нарик, дали мне больше, чем десяток психологов. И при этом ни разу не уложили в свою двуспальную кровать, хоть и были голубее голубого. Я знаю, как выглядят звери, готовясь к атаке, и как можно отбиться от пси-мутированного тигра. За это спасибо Джассану, нашему единственному мршанцу. Он же научил меня разбираться в винах…
Кей замолчал.
– Ты не любишь детей, потому что у тебя не было детства, – безжалостно сказал Артур. – Ты завидуешь им. Ты считаешь, что сильнее зависти женщин к мужчинам – зависть ребенка ко взрослому. И постоянно ощущаешь себя объектом ненависти.