Седьмая функция языка - читать онлайн книгу. Автор: Лоран Бине cтр.№ 45

В амфитеатре уже почти нет свободных скамей, под анатомическими моделями разместились судьи – у них здесь главная роль; по аудитории разносится гул голосов, а зрители продолжают прибывать. Бьянка тянет Симона за рукав, она в восторге: «Смотри! Здесь Антониони! Ты видел „L’Avventura“? ^[232] Это просто magnifico! Ого, он с Моникой Витти! Che bella! ^[233] А там, вон, видишь, где судьи, по центру? Это Бифо, патрон „Радио Аличе“, независимой радиостанции, она в Болонье очень популярна. Это из-за их эфиров три года назад случилась гражданская война, и это он познакомил нас с Делезом, Гваттари, Фуко. А вон еще! Паоло Фаббри и Омар Калабрезе, оба коллеги Эко, семиотики, как и он, они здесь очень знамениты. И там! Вердильоне. Еще один семиотик, но вдобавок еще и психоаналитик. А там! Романо Проди, бывший министр промышленности, ditchi ^[234], разумеется: что он здесь делает? Неужели он еще верит в исторический компромисс, quel buffone!» ^[235]

«Посмотри туда», – говорит Симону Байяр. И показывает на Лучано, который устроился на скамье рядом с престарелой матерью, оперся подбородком на костыль и курит сигарету. А на другом конце аудитории – трое стрелявших в него парней с платками на шеях. Все сидят как ни в чем не бывало. Банде платочников словно и не о чем беспокоиться. Ну и страна, – думает Байяр.

Время за полночь. Собрание начинается, слышен чей-то голос: это Бифо, чье «Радио Аличе» воспламенило Болонью в семьдесят седьмом, он цитирует canzone ^[236] Петрарки, которой Макиавелли завершил своего «Государя»: «Vertu contra furore / prenderà l’arme, et fia ’l combatter corto: / ché l’antico valore / ne gli italici cor’ non è ancor morto» ^[237].

В глазах Бьянки танцует черное пламя. Человек в перчатках расправил грудь и упер кулаки в бока. Энцо кладет руку на талию юной студентки, которую он клеил в бакалее. Стефано с воодушевлением что-то насвистывает. В круглом амфитеатре звучит мелодия патриотического гимна. Байяр кого-то выискивает в полутемных углах, но сам не знает кого. Симон не узнает в публике человека с сумкой, который был в бакалее, потому что видит только, какая бронзовая у Бьянки кожа и как в декольте волнуется ее грудь.

Бифо вытягивает первый сюжет – это фраза из Грамши, Бьянка им переводит: «В том собственно и состоит кризис, что старое отмирает, а новое не может родиться».

Симон задумывается над сказанным. Байяр пропускает мимо ушей, он фотографирует взглядом публику. Следит за Лучано с его костылем и матерью. Следит за Антониони и Моникой Витти. И не видит, что в укромном углу пристроились Соллерс и Б.А.Л. Симон ставит логическую проблему: «собственно» – это к чему? И делает логический вывод: мы переживаем кризис. Мы зашли в тупик. Миром правят Жискары. Энцо целует свою студентку в губы. Что делать?

Два соперника встали по разные стороны стола, как будто посреди арены, открывающейся внизу. Стоя, им легче поворачиваться в разные стороны, обращаясь ко всей аудитории.

Мрамор в центре изобилующего резьбой анатомического театра сияет сверхъестественной белизной.

За спиной Бифо, по обе стороны кафедры, обычно предназначенной для преподавателей (настоящей, как в церкви), стоят на страже анатомические модели – охраняют воображаемые двери.

Первый соперник, юный, с апулийским акцентом, в расстегнутой рубахе, со здоровой серебряной пряжкой на ремне, начинает возводить логическую конструкцию.

Если господствующий класс утратил согласие, то есть если он больше не правящий, а только господствующий и обладает лишь силой принуждения, это и означает, что широкие массы отвернулись от традиционных идеологов и больше не верят в то, во что верили раньше…

Бифо обводит глазами зал. Его взгляд на миг останавливается на Бьянке.

В период такого межвременья возникает почва для зарождения всевозможных нездоровых явлений, как называет их Грамши.

Байяр смотрит на Бифо, который смотрит на Бьянку. Соллерс в темноте показывает на Байяра, и Б.А.Л. его тоже замечает. Сам он в черной рубашке, чтобы не узнали.

Юный соперник, медленно кружась, обращается к залу. Всем нам прекрасно известно, на какие нездоровые явления намекал Грамши. Не так ли? Одно угрожает нам и теперь. Он делает паузу. И выкрикивает:

«Fascismo!» ^[238]

Подведя аудиторию к мысленному представлению идеи прежде, чем будет произнесено слово, он в этот миг, как будто с помощью телепатии, извлек на свет плод сознания слушателей и силой суггестии побудил собравшихся к ментальному единению. Идея фашизма распространяется по аудитории беззвучной волной. Молодой участник, по крайней мере, достиг цели (необходимой): обозначил суть речи. И тем самым до предела обострил драматизм выступления: фашистская угроза – все еще плодовитое чрево и тому подобное.

Человек с сумкой вцепился в эту свою сумку, держит ее на коленях.

Сигарета Соллерса, вставленная в мундштук из слоновой кости, мерцает в полумраке.

Между тем день сегодняшний и эпоха Грамши – не одно и то же. Сегодня нельзя сказать, что над нами просто нависла угроза фашизма. Фашизм уже овладел государством изнутри. И копошится в нем, как личинка. Фашизм перестал быть следствием катастрофы государства, переживающего кризис, и утраты господствующим классом контроля над массами. Он уже не неизбежное следствие, а средство, скрытое, побочное, которым правящий класс сдерживает натиск прогрессивных сил. Этот фашизм не сплачивает, он постыдный, теневой, фашизм продажных легавых, а не солдат, не партия молодежи, а клан стариков, фашизм сомнительных конспиративных шаек, где агенты-старперы служат хозяевам-расистам, которые желают все изменить для того, чтобы ничего не менялось, и душат Италию в смертельном панцире. Это родственник, который отпускает неприличные шутки за столом, а его все равно приглашают на семейные ужины. Нет больше Муссолини, есть ложа П2 ^[239].

По трибунам разносятся свист и улюлюканье. Молодому апулийцу остается заключение: в своем рудиментарном виде, не имея возможности для тотального самоутверждения, но достаточно глубоко проникнув в эшелоны власти, чтобы лишить государство любой возможности сдвига (апулиец осторожен и не дает оценок историческому компромиссу), фашизм ныне уже не просто представляет угрозу, витающую в атмосфере кризиса, который грозит стать вечным, он есть непосредственный фактор его неизбывности. Этот кризис, в котором годами вязнет Италия, разрешится лишь тогда, когда в государстве будет искоренен фашизм. Поэтому, – говорит он, поднимая руку, сжатую в кулаке, – «la lotta continua!» ^[240]