Мысль о «воеводах», точнее о представителях государственной власти, оказалась для Крилла неожиданно болезненной. Он перестал прикидывать, каким способом и в какой позе в следующий раз будет «общаться» со своей спутницей. Как-то вдруг вспомнилось, что он — убийца, что на нём кровь «государевых» (или каких?!) людей...
— Ты их всех помнишь и различаешь? — почти машинально поинтересовался Кирилл.
— Конечно! А как же иначе? Олени — это жизнь!
— Ну уж... У аркана два конца: на одном олень, на другом человек, — вспомнил местную «дразнилку» аспирант. — Кто кого поймал?
— Пфэ! — отреагировала туземка. — Ничего вы, береговые, в этом не понимаете! У весла два конца: одним ты лодку вперёд толкаешь, а другой «толкает» тебя!
— Сама-то давно ли с берега?!
— Давно, не давно, а теперь я оленная!
— Ну, раз так, — вздохнул Кирилл, — тогда дай порулить. Я ж не умею, учиться надо!
— Во-во, — с лёгким презрением хмыкнула спутница, — я и говорю: береговой! Ничего-то вы не умеете! Разве что...
Она употребила вполне конкретный термин — у скотоводов, живущих в «симбиозе» с животными, христианское жеманство отсутствует напрочь. Тем не менее нарту она остановила и поднялась со своего места:
— Садись!
Они поменялись местами. Кирилл взял в руки длинный хлыст, похожий на удочку с примотанной на конце костяшкой.
— Паг-паги! — негромко скомандовал он и выдернул ногой тормоз.
Дальнейшие его впечатления описать трудно. Сравнить тоже не с чем. Ну, разве с ощущениями водителя автомобиля, который на ходу вдруг перепутал все педали, ручник не работает, а руль отвалился...
Снег вокруг был неглубокий и плотный — двигаться можно в любом направлении. Они и двигались... Сзади раздались странные звуки, похожие на всхлипывания. А потом — просто смех. Временами переходящий в хохот...
Женщина, впрочем, не только потешалась — она работала изо всех сил, не давая нарте перевернуться. Кирилл и рад был бы завершить всё это простым «оверкилем», но ничего не получалось, а упряжные быки словно обезумели.
Всё кончилось на широкой пологой вершине довольно высокой сопки. Снега здесь не было — голая щебёнка, поросшая кое-где ягелем. Трение полозьев о грунт сразу многократно усилилось, а олени и так уже сильно устали — наверное, тянули из последних сил. В общем, животные остановились и стали приходить в себя, тяжело поводя боками.
— Ну, что, что ты смеёшься, женщина?! — с обидой в голосе вопросил новоявленный каюр.
— Боятся они тебя, — всхлипнула Луноликая, кое-как успокаиваясь и отирая лицо рукавом меховой рубахи. — Ты же весь собаками пропах!
— Правда, что ли?! — смутился учёный. — А я и не чую...
Из неловкого положения надо было как-то выкручиваться, и Кирилл сделал вид, будто его ужасно интересует окрестный пейзаж. Повод для смены темы разговора он углядел довольно быстро.
— Кто это там? — спросил учёный. — Разве у вас два стада?
— Нет, — ответила женщина, рассматривая далёкий объект. — Это не наши олени. И это не стадо.
— Да? А что же?
— Ну, не знаю... — пожала плечами Луноликая. — Караван, кочевье... Отдыхать остановились. Завтра дальше пойдут — видишь, шатры не ставят, только пологи.
— Вижу... — соврал Кирилл.
Что-то внутри у него ёкнуло, опустилось и перевернулось. Почти как в детстве, когда, не удержавшись, съел лишнюю конфету из коробки, а потом убеждал себя, что он этого не делал. Он почти поверил себе, но бабушка заметила недостачу, и всё встало на свои места. Так и тут: как ни хотелось верить в обратное, но чужая стоянка вдали напомнила — всё это было с ним. Бой в перевальной долине не прочитан в книжке: это он сам — хороший мальчик Кирюша — в упор стрелял картечью в живых людей! И вот она — расплата... А он-то подумал было, что сможет продержаться в этом обледенелом, промороженном мире целых три года! Смешно...
Он ничего не сказал вслух. Просто стоял и смотрел. Низкорослая, толстозадая, отроду не мывшаяся первобытная женщина подошла к нему, коснулась плечом, а потом охватила рукой за талию.
— Тебе страшно, воин? Почему? Это жить трудно, а умирать легко. Давай вместе!
И Кирилл понял (ощутил, почувствовал, воспринял, осознал...), что умереть действительно легко — особенно с ней. Но, чёрт побери, он хочет ЖИТЬ! Он хочет жить: есть, пить, дышать и... любить вот эту женщину!
— Это — не караван и не кочевье, — сказал учёный осипшим вдруг голосом. — Была в нашем каменном стойбище поговорка из жизни животных: «Песец подкрался незаметно... хоть виден был издалека». Очень подходит к данному случаю...
— Ты говоришь чушь, Кир-илл. Скрываешь словами правду — мужчины любят так делать. Не умирай раньше меня, ладно?
— Что, понравился? — как-то отстранённо поинтересовался Кирилл и лишь затем сообразил, что, наверное, хамит, что такого обращения она не заслужила. Он обнял женщину за плечи: — Извини, я о другом думаю.
— О чём ты думаешь, мальчик из каменного стойбища? О чём??
Кирилл ещё не полностью вжился в местный язык и способ мышления, он машинально пытался переводить всё на русский. А оно не переводилось. Он скорее почувствовал, чем понял, что сказала она что-то такое... Или сказала ТАК... В общем, он больше не одинок в этом мире.
Учёный глубоко вдохнул и выдохнул воздух:
— Едем в стойбище, женщина! Надо предупредить людей. Это — враги!
Глава 4
СМЕРТНИК
Хозяин «переднего» шатра, Чаяк и ещё несколько «сильных» мужчин стойбища занимались своим обычным делом: сидели в пологе, что-то ели и пили чуть желтоватый кипяток (сколько же можно вываривать заварку?!). При этом они в 115-й раз слушали рассказ гостя о его приключениях. Кирилл без церемоний решительно сунул голову под шкуру:
— Полундра, таучины! В тундре враги!
— Пол-унда? — заинтересовались воины. — И много её?
— Всем хватит! Короче: большой караван остановился ночевать на Вихлястом ручье!
— О-о, — хором сказали присутствующие и заметно оживились. — Наверное, это пришли мавчувены! Они хотят развеять нашу скуку! Будем с ними сражаться!
— Идиоты! — буркнул Кирилл по-русски и продолжил на местном: — В стойбище две руки воинов, а их там целая толпа! Там наверняка много русских!
Вас же просто перебьют! Подумайте о своих женщинах и детях!
— Мы всегда думаем о них, — солидно заверил один из мужчин. — И знаем, что в смерти они не покинут нас!
Ругаться матом Кирилл умел, но избегал — даже в мужской компании. А вот сейчас ему захотелось вывалить наружу всю словесную гадость, которую хранит память, а потом набить кому-нибудь морду — за бестолковость. Однако порыв свой он пригасил — мог бы и сам догадаться, что реакция будет именно такой.