Айдарский острог - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Щепетов cтр.№ 34

— Нашёл чем гордиться!

— Моя гордиться — да! — распрямил плечи туземец. — Я бунт никогда нет, измена царь нет, ясак платить всегда! Я — русский быть, казак быть!

«Угу, — мысленно усмехнулся Кирилл, — нечто похожее я уже слышал — здесь. А дома читал — то ли у Стеллера, то ли у Крашенинникова. В общем, данный козёл вроде как волком быть желает. Или наоборот?» Выяснять этот вопрос учёный не стал, а отправился спать: откровения туземца произвели на него такое тошнотное впечатление, что есть совершенно расхотелось.

* * *

Утром народ начал собираться в дорогу. Как выяснилось, прибыли сюда старые знакомые на трёх нартах с десятком то ли запасных, то ли «кормовых» оленей. По-настоящему была загружена только одна — которой управлял Ивашка. Служилые передвигались налегке — везли только спальные принадлежности и оружие. Сборы заключались в том, что с Ивашкиной нарты к Мефодию перегрузили несколько мешков. В одном из них что-то булькнуло, да и видом он напоминал бурдюк.

— Травяно вино! — сообщил Кузьма и подмигнул. — Промышленным, поди, с устатку-то всласть будет!

— Откуда?! — притворно удивился учёный.

— По первости его на Лопатке сидеть навострились, а таперича и тута народ втихаря курит. Трава ента и здесь водится.

— Тайком-то зачем? — поинтересовался Кирилл. — Что такого?

— Того! — усмехнулся служилый. — У царёвой власти длинная рука! Нонеча не приказчик в остроге всему голова, а Петруцкий — комендант зовётся. Не ровен час монопольку объявит, винокурни — у кого каки есть — в казну приберёт. С него, злыдня, станется!

Между тем мавчувен привёл и запряг оленей, груз был увязан.

— Тывотчо, паря, — сказал Мефодий, — посиди-ка тут с Ивашкой. Неча промышленным глаза мозолить.

— А сбегёт? — как бы засомневался Кузьма. Прищуренные глаза его смеялись. — Не любы мы ему!

— Сё внятно, — кивнул напарник. — Чай не бабы мы, почто нас любить-та? А чтоб не сбёг, мы груз поскидаем да Ивашкину нарту с собой заберём!

— Эт верно! — признал бывший кат. — Не скучай тута, Кирюха, — к вечеру, Бог даст, воротимся.

Они действительно вернулись вечером, причём даже не очень поздним. Служилые были навеселе (мягко выражаясь), сивухой от них разило метров на десять, и говорили между собой они в основном на непонятном тарабарском языке. Ехали они почему-то вдвоём на одной нарте, за которой трусила на привязи пара свободных оленей. Груза у них явно поубавилось.

Упряжка остановилась, Ивашка подошёл и собрался распрягать животных, но служилые набросились на него вдвоём:

— Уди! Уди отсель, нехристь поганый! Трогать не моги!

— Моя хрест есть, — робко пробормотал мавчувен, но его не услышали.

— Пшёл вон, падаль! Тута богатство наше! Не виш — расторговались мы... Шоб духу твово тута не было! Без малого два сорока взяли, внял? У-у, рожа мавчувенская!

Туземец ситуацию понял и исчез вовсе — спрятался за кустами, чтобы не попадаться на глаза. Кузьма с Мефодием довольно долго возились возле саней — что-то там развязывали или завязывали. При этом они явно о чём-то спорили, даже, кажется «об заклад бились». В конце концов они угомонились, заползли в шалаш и принялись храпеть — кто громче. Несчастные олени так и остались стоять запряжёнными.

Кирилл некоторое время сидел у костра, слушал чужой храп, жевал слегка обжаренную оленину и смотрел то на сани и оленей, то на темнеющее небо над верхушками деревьев. Потом встал и знаками подозвал туземца:

— Поехали отсюда, Иван!

— Ни-ни-ни! — испуганно замотал головой мавчувен. — Башка бунтовать нет! Башка измена нет!

— Ну, как хочешь, — вздохнул учёный и решительно направился к упряжке.

Олени от него шарахнулись, но сдвинуть нарту с места не смогли — она была с двух сторон «заякорена» кусками оленьего рога. Кирилл осмотрел и ощупал груз: мешок с пушниной, две потёртые шкуры, которые ездоки подкладывали под себя, длинный тяжёлый замшевый свёрток (ружьё?!) и кусок оленьего бока без упаковки. Длинный гибкий шест погонщика с костяным набалдашником на конце валялся на снегу рядом. Кирилл достал свой «нож», перерезал ремешки и сбросил на снег все, кроме подстилок и мяса. Потом подобрал хорей, уселся поудобней и вытащил из снега «якоря». Он оглянулся на шалаш, прислушался к переливчатому храпу и подумал, что ему решительно нечего пожелать на прощанье этим «людям». Проклясть их он тоже почему-то не может.

* * *

Повинуясь команде, олени резво взяли с места. Было довольно светло, и Кирилл надеялся, что след он не потеряет, да упряжные и сами добровольно на целину не свернут. О, это забытое ощущение — когда едешь сам!

И Кирилл ехал! Здоровый, сильный, почти сытый — он ехал!!

Можно даже сказать: мчался!

Он стремительно мчался до самого конца поляны — метров эдак пятнадцать. Или двадцать.

Потом был рывок. На мгновение опора ушла из-под ягодиц и тут же по ним стукнула. Каюр как сидел, так и остался сидеть, только теперь он никуда не двигался, несмотря на все усилия оленей. К тому же располагался он сантиметров на тридцать ниже, чем раньше — на уровне снега.

В состоянии полного обалдения Кирилл поднялся на ноги. Пройденный путь был отмечен лежащей на снегу ремённой верёвкой — обычным арканом. Дальний конец — там, где раньше стояла нарта, — был к чему-то привязан. Скорее всего, к корню лиственницы, слегка выступающему из снега. Ближний конец, естественно, закреплён на одном из копыльев. Нет, от рывка нарта не сломалась — она просто сложилась, поскольку основные крепёжные ремни были ослаблены или вовсе отсутствовали. Кирилл понял это почти сразу и удивился, почему не заметил дефекты раньше, почему не проверил крепёж: настоящий каюр это делает перед любой поездкой, делает почти машинально! Да, каюр делает, но — настоящий...

Между тем служилые перестали храпеть, выбрались из шалаша и встали лицом друг к другу.

— Давай! — сказал Кузьма.

— Держи, — откликнулся Мефодий и подбросил в воздух какой-то маленький предмет — вероятно, монету.

Кузьма её поймал и кивнул в сторону:

— Пойдём глянем!

Служилые почему-то направились не к Кириллу, а к месту, где раньше стояла нарта, а теперь валялся сброшенный с неё груз. Они не выглядели сонными и совсем не покачивались на ходу. Мефодий поднял мешок с пушниной, осмотрел завязку, продемонстрировал её напарнику и сказал:

— Давай!

Теперь монету подбросил Кузьма, а Мефодий её поймал и поинтересовался:

— Квит?

— Квит, — признал служилый и вздохнул: — Зря старались: так на так и вышло. Эй, Кирюха, пошли причастимся! Таперича и по маленькой можно. А сани завтра Ивашка починит!

Сказать, что местный самогон на вкус (и запах) был ужасен — не сказать ничего. Тем не менее Кирилл принял внутрь грамм двести, и ему «захорошело». Словно в полусне слушал он говор служилых, равнодушно отвечал, когда к нему обращались.