Когда Шайтан позвонил ему и сказал, что приехал, Артур раздраженно спросил:
— Опять? Отец, я же тебя просил. Хватит разыгрывать из себя мирного пенсионера. Майя тебя побаивается. В прошлый раз она сказала: «Папа, а почему у меня дедушка ненастоящий?»
— Как ненастоящий? — опешил Шайтан.
— Вот и я ей: «как ненастоящий?» А она: «он уибается, как войк».
— Чего-чего?
— Ты улыбаешься, как волк, — перевел Артур. — Из «Красной Шапочки» который.
— Это твоя цаца Майечку против меня настраивает!
— У меня не цаца, а жена. Любимая. Если кто забыл, то у нее имя есть. Другая бы на ее месте тебя на порог не пустила, а она терпит. Думаешь, ей легко?
— А мне? — начал заводиться Шайтан. — Мне легко, когда вы оба от меня носы воротите?
— Ты весь зоной пропах, отец, — тихо произнес Артур. — И делишками своими темными. Тебе теперь до конца жизни не отмыться. Не надо тебе сюда ездить. Девочка маленькая, чистая. У меня такое ощущение, что она каждый раз об тебя марается.
Другой бы на месте Шайтана — с его положением и связями — давно бы взорвался и поставил сына на место, но он сдержался. Майечка была его путеводной звездочкой, его надеждой и любовью, единственным прибежищем в этом опасном, грозном мире. Без нее Шайтан утратил бы смысл жизни. В последнее время он жил от встречи к встрече, они были подобны вдохам кислорода перед тем, как окунуться в темную беспросветную пучину.
— Артур, — сказал он. — У меня, кроме вас, никого нет на свете. Совсем.
— Знаешь, отец, — сказал сын, — я бы тебе поверил, если бы ты приехал и сказал, что остаешься навсегда. Без своих быков и чувалов с баблом. Но они тебе дороже и меня, и внучки. Врешь ты все. На жалость давишь.
— Давлю, — признался Шайтан.
— Напрасно стараешься, — отрезал Артур.
— А если я действительно приехал навсегда?
Повисла пауза, не очень долгая, но очень трудная, чтобы тянуть ее бесконечно.
— Врешь, — сказал Артур.
— Минуту назад так оно и было, — признался Шайтан. — Но не теперь. Я принял решение, сын. Я остаюсь. Выкину мобильник к черту и поселюсь здесь. Ты мое слово знаешь. Знаешь ведь?
— Знаю, — недоверчиво пробормотал сын. — И что же, ты вот так, с бухты-барахты…
— Резать надо сразу. Одним махом.
— Но ты ведь… У тебя ни денег, ни профессии, ни крыши над головой…
— На первое время хватит, — сказал Шайтан, прикидывая свои возможности. — А потом кафе открою или шашлычную. Можем на пару, если захочешь.
— Ты серьезно? — спросил Артур, слегка запинаясь.
Иметь собственную точку было его давней мечтой. Он работал официантом в ресторане и надеялся когда-нибудь обзавестись своим бизнесом. Шайтан знал об этом и улыбался, представляя себе ошарашенное выражение на лице сына.
— Кое-какой капиталец у меня имеется, — продолжал он, словно бы размышляя вслух. — Начнем скромно, а потом будем постепенно расширяться, если дела пойдут на лад. Очень кстати, что Татьяна у тебя — бухгалтер. Это будет настоящий семейный бизнес. Я даже название придумал.
— Какое? — быстро спросил сын.
— «У Артура», — ответил Шайтан. — Нравится?
— Как-то слишком помпезно.
— Наоборот. Уютно, скромно. Народ к нам потянется. Нужно будет присмотреть недорогую квартиру на первом этаже. Где-нибудь по соседству, чтобы недалеко бегать. Раз — и ты в своем заведении. Раз — и дома. А денежки: кап-кап.
— Было бы неплохо, — сказал Артур, стараясь не выдать голосом то возбуждение, которым был охвачен.
— Будет неплохо, — поправил его Шайтан.
— Значит, это не шутка?
— Сынок, я когда-нибудь порожняк гнал? В смысле, у меня слова расходятся с делом?
— Нет, — признал Артур.
— На этом ставим точку, — произнес Шайтан.
Внезапно блаженное, почти возвышенное чувство охватило его. Он мысленно отрекся от прошлого, решив начать жизнь с чистого, незапятнанного листа. В этой новой жизни не будет места греховным поступкам и поползновениям. Шайтан станет солидным, строгим, справедливым и мудрым главой семейства, настоящим аксакалом. Сын будет его надеждой и опорой. Невестка перестанет крыситься и скрещивать руки на груди, словно опасаясь, что свекор норовит ущипнуть ее за сосок. Маленькая Майечка тоже изменит свое отношение к деду Грише. Это будет не жизнь, а сплошной праздник. И главное, не придется больше ждать каждый день, каждую минуту, что в этот раз киллер пришел по твою душу, а не по чужую.
— Ставим, — решил Артур после очередной паузы. — Приезжай обедать. Потом погуляешь с Майкой. Хочешь?
— Конечно, — ответил Шайтан с чувством. — Соскучился по маленькой, спасу нет.
— В общем, ждем, — повторил Артур, и на этом долгий телефонный разговор закончился.
По-видимому, он успел ввести в курс дел Татьяну, и она встретила Шайтана с непривычным радушием:
— Проходите, Григорий Зурабович. Тапки не предлагаю: жара стоит, а полы чистые. Или вообще можете не разуваться.
— Я разуюсь, — сказал он, наслаждаясь своей новой ролью и новым к себе отношением. — Незачем по дому грязь разносить.
Майечка не то чтобы бросилась ему на шею, но, продержавшись настороженно минут десять, забралась к деду на руки, дернула его за бакенбард и сказала:
— Ты на Пюськина похоз.
— Кто такой Пюськин? — спросил Шайтан.
— Пушкин, — перевела Татьяна. — Заведующая садика на нем буквально помешана. Портреты всюду развесила, воспитателей заставляет «Золотую рыбку» чуть ли не каждый день читать.
— Не рановато ли? — нахмурился Шайтан, имевший о творчестве Пушкина весьма смутное и даже искаженное представление.
— Вот и мы говорим, что рано, — согласилась Татьяна. — А она ни в какую. Упертая.
— Я с ней поговорю, — пообещал Шайтан.
— Вот этого не надо, — быстро произнес Артур. — Мы сами разберемся. — Он энергично потер ладони. — Ну что? К столу? Нам сегодня причитается. — Артур подмигнул отцу. — За свершения и так далее. Я ром купил. Любишь? Кубинский.
— Сейчас попробуем твой ром, — прогудел Шайтан, все больше входя в новую роль.
У него даже голос сделался на пол октавы ниже, и пропала излишняя суетливость движений.
Они все втиснулись на свои места за столом, накрытым клеенкой с колосками, вишнями и почему-то ласточками. У Майечки имелся свой собственный высокий стульчик, из которого она постоянно пыталась выбраться, так что Артуру приходилось усаживать ее обратно. Татьяна разлила по тарелкам пахучий борщ и расставила перед всеми.
— Сметанка, Григорий Зурабович. Базарная.