– Ладно, я с мамой приду… Она рада будет…
Ужинали и впрямь хорошо, все вместе. Аллочка весело рассказывала о своей подружке Олеське, влюбленной в старшеклассника, повторяла многозначительно:
– Он ведь такой уже взрослый парень! В восьмом классе учится! Да он на нее, на малявку, и внимания никакого не обращает! Я ей говорю – совсем, что ли, с ума сошла? А она мне – все равно он мой будет, вот увидишь…
Паша кивал головой понятливо, улыбался. Наталья Петровна вздыхала тревожно, слушая Аллочку: не рановато ли, мол, такие темы с ребенком обсуждать? А Тата сидела и просто наслаждалась домашним общением… Хотя и чувствовала себя немного лишней. Но ведь она все-таки здесь, с ними, сидит за общим столом… И слушает, и вникает, и так ей хорошо… Странно, какое незнакомое это чувство! Просто хорошо, и все тут…
После ужина Паша пошел проводить Наталью Петровну до квартиры, а заодно подлатать текущий на ее кухне кран. Аллочка ушла к себе. Тата мыла посуду, все еще ощущая внутри послевкусие от семейного ужина. Как хорошо, как хорошо…
Уже поздно вечером, когда Аллочка уснула, она села рядом с Пашей на диван, проговорила решительно:
– Нам давно с тобой надо поговорить, Паш… Ведь правда?
– Да… Надо поговорить… – эхом откликнулся он. – И я знаю, о чем ты хочешь поговорить, Таня. О том, что ты видела там, в больнице… Ведь так?
– Да, но…
– Давай я тебе сам все расскажу. Эта женщина – медсестра, которая ухаживала за мамой. Ее Полиной зовут. Да, нас очень потянуло друг к другу, не стану скрывать…
– Я видела, Паш. Я все видела, не говори больше ничего. Видела, как она на тебя смотрела… Так смотрит только влюбленная женщина, я понимаю…
– Что ж, хоть за понимание спасибо… – грустно кивнул головой Павел. – Ты сама никогда на меня так не смотрела…
– Паш, но я не это хотела сказать!
– А что ты хотела сказать? Хочешь спросить, было ли у нас что-нибудь? Так я тебе отвечу… Нет, не было ничего. Мы сами так решили. Полина замужем, я женат… Да, мы решили, что не будет у нас ничего. Вернее, это она решила, а мне ничего не оставалось, как согласиться. Хотя это и не важно для нас с тобой, в общем… Для наших отношений – уже не важно…
– Почему?
– Потому что ты меня не любишь, Тань. Ты даже сама себе не хочешь в этом признаться, верно?
– А ты? Ты меня разве любишь?
– А я не знаю… Теперь уже ничего не знаю. После того как встретил Полину…
Паша замолчал, нахмурился, будто пытался найти еще какие-то нужные слова. А ей опять стало страшно! И захотелось сказать: молчи, молчи!
– Паш… Послушай меня, Паш! Наверное, я сейчас не совсем готова к такому разговору, прости. Что-то со мной происходит в последнее время, мне самой непонятное. Или наоборот… Очень понятное, но для меня непривычное. Понимаешь, я чувствую потребность все в себе изменить… Жить по-другому как-то… Не как раньше…
– И что? Эти изменения помогут тебе полюбить меня? – с насмешливой грустью спросил Паша, подняв на нее глаза. – Ты как-то сумеешь себя уговорить на такой подвиг?
Было, было в его голосе какое-то мужское печальное кокетство, будто он сам подталкивал ее к правильному ответу: да, мол, сумею уговорить… Да что там – и уговаривать не надо, и без того любила и люблю…
– Не то, Паш, все не то… То есть не то я хочу тебе объяснить… Да, ты прав, я и сама не знаю, люблю тебя или нет. Мешает мне что-то, понимаешь? Все время такое ощущение странное, будто я не имею права тебя любить… Может, я глупость сейчас скажу, но… Во мне знание такое сидит… Будто если я буду любить тебя по-настоящему, мой отец на меня обидится… Именно это я и захотела в себе изменить, Паш! Потребность такую почувствовала! Чтобы отпустить от себя это знание! Господи, да что я тебе объясняю, ты же все равно меня не поймешь…
– Я постараюсь понять, Тань. Говори. Мы ведь никогда с тобой не говорили так откровенно, правда? Говори, Тань…
– Да что говорить? Я вот сегодня у мамы своей была. Прощения просила. И очень многое поняла, знаешь… И другим человеком себя почувствовала. Другой женщиной. Хотя я эту новую женщину и сама до конца не понимаю еще… Одно тебе могу сказать: я не хочу, чтобы ты уходил. Давай попробуем жить по-другому. Дай мне шанс… Вернее, этой другой женщине дай шанс… Я знаю… Я смогу по-другому…
Она прижала обе ладони к груди и вдруг заплакала, тихо шмыгая носом. Не от жалости к себе заплакала, наоборот, слезы были легкими и даже немного возвышенными, будто для них внутри что-то освободилось. Так сладко было молчать, шмыгать носом и плакать…
Паша обнял ее за плечи, притянул к себе, погладил по затылку, как маленькую. И проговорил тихо и ласково:
– Ладно, пойдем спать, поздно уже… Все, хватит, успокойся… Утро вечера мудренее, будем на это надеяться…
Давно у них не было такой ночи. Такой страсти. Такой бесконечной нежности. Наверное, и вообще никогда не было… Будто они только-только узнавали друг друга – все было новое, все! А главное – она себя чувствовала совсем другой… Свободной, открытой, счастливой. Да, это было счастьем. Новым счастьем, новым открытием…
* * *
Утром они с Пашей проспали. Когда на кухне что-то грохнуло и, по всей видимости, разбилось, проснулись, поглядели друг на друга испуганно. Паша произнес неуверенно:
– Это Аленький там хозяйничает… Нас таким образом пытается разбудить, наверное… А который час, а?
Тата повернулась, глянула на часы, ужаснулась:
– Уже восемь часов, Паш! Я на работу сегодня опоздаю! Мне ж нельзя… Сегодня же Елена Васильевна уходит…
– Куда уходит? – быстро спросил Паша, натягивая на себя халат.
– На пенсию уходит… – так же быстро ответила ему Тата и тут же добавила немного капризно: – Я первая в ванную! Я первая!
Было в этом коротком диалоге, в этой капризности что-то ужасно приятное, будто объединяла их отныне общая тайна. Та самая тайна, которая обычно объединяет двух любящих людей и к которой они привыкают за долгие годы совместной счастливой жизни. Но их тайна была еще свеженькая, еще не успела войти в игривую утреннюю привычку. И было ужасно жаль, что не успела войти… Выходит, столько лет они жили без этой тайны, без этого счастливого утреннего пробуждения? Жаль…
– Да, конечно, ты первая… Иди уже… А я пойду гляну, чего там Аленький хулиганит.
– Кофе мне свари! – уже убегая, дала игривый приказ Тата и обернулась к нему с улыбкой. – И сообрази перекусить что-нибудь… На скорую руку…
– Будет сделано, госпожа. Сварю и соображу, что прикажете. Жду вас на кухне с завтраком… А работа – она чего? Она ж не волк, она подождет… Надеюсь, выговора не получу за опоздание. Тем более я ж по уважительной причине опоздаю…
– Это по какой же? – снова обернулась она к нему, глянула наивно-лукаво.