Лыков шел по улицам столицы, красиво задрапированным белой ночью. Начало июля, лучшее время в Петербурге. Закончу с «Альфой», отвезу Ольгу на дачу, к взморью, думал сыщик. Будем гулять вдоль прибоя… Он не боялся выстрела в спину. Лоренцев действительно не хотел его убивать. Захотел бы — шлепнул без разговоров, для этого у него было достаточно времени. Алексей Николаевич обещал атаману взять его живьем. Жаль, жаль губернского секретаря… Штучный человек, талантливый, отличный сыщик. Через десять лет вполне мог бы стать сменщиком Филиппову. Но поскользнулся, скурвился, и теперь его надо поймать. А убивать тоже не хочется. Хорошо, что обещал…
Петербургская сыскная полиция набросила на столицу свою сеть. Ее плотность обыватели сильно преувеличивали. Но на этот раз сеть загребла добычу. Фараоны расстарались. Ведь злые люди чуть не убили статского советника Лыкова. Уважаемого и заслуженного человека, тридцать лет рискующего жизнью. Все полицейские помнили историю, как на высочайшей аудиенции государь спросил у сыщика, сколько раз тот ранен. А Лыков затруднился с ответом! Сам со счета сбился. И такого героя хотели прикончить в собственной квартире, вместе с супругой…
В бильярдной при меблированных комнатах «Парланд», что в начале Невского, двое гоняли шары. Люди были обычные, не из блатных, но негласный агент Семнадцатый решил подслушать их разговор. И не ошибся. Тот, что постарше, в кожаной куртке и очках-консервах, оказался шоффером. Он сообщил по секрету своему товарищу, что нанялся для рискованного дела. Надо совершить умышленный наезд. Врезаться в один экипаж, испортить его так, чтобы не мог ехать. И скрыться. За всю проделку фартовые обещают две сотни.
— А тебя потом за это в кутузку, — предостерег шоффера приятель.
— Не найдут, — рассмеялся тот. — Дело будет в Гатчине. Я поменяю номера. Ну а если и отыщут, скажу: врезался случайно, а уехал со страху.
— Выгонят со службы.
— Меня? Разбросались! Водить мотор умеют двести человек на весь Петербург. Да с руками оторвут.
Семнадцатый проследил за болтливым водителем и установил его личность. Он оказался Иваном Полчениновым, шоффером автомобиля-грузовика № 206 молочного заведения Чичкина. Новость доложили начальнику СПСП, а тот сразу телефонировал Лыкову.
Они созвали всех чиновников для поручений (кроме, конечно, изменника), и стали совещаться. Готовится наезд на экипаж, в Гатчине. Имеет это отношение к банде «Альфа»? Мищук сразу обратил внимание всех, что послезавтра — 20 июля. Выдача жалования государственным служащим. Да и многие частные учреждения платят своим работникам в этот же день. Толпы кассиров будут разъезжать по столице с денежными суммами. Грабь не хочу! А за городом вообще лафа: полиции считай что нет.
К болтливому шофферу приставили хвост. И на другой день в мутном трактире «Киев» зафиксировали его встречу с Анатолием Бубновым. Толя Божья воля угостил кожаного человека пивом и что-то долго ему втолковывал. Потом сунул в кулак пачку банкнотов и ушел. Полченинов пересчитал деньги, заказал еще пару пива и завалился к нелегальной проститутке с Лиговки. А Бубнов ловко избавился от хвоста в магазине экономического общества офицеров гвардии. Зашел с Конюшенной, а вышел через другую дверь в Волынкин переулок. Филер попался неопытный и не знал об этой уловке.
К этому времени в полиции уже выяснили, что завтра в Гатчине будет передаваться из рук в руки почти сто тысяч рублей. Расположенный в городе Николаевский сиротский институт имел собственный неприкосновенный капитал — 4 803 770 рублей. Эти деньги использовались в доходных операциях, разрешенных ведомству императрицы Марии. И отделение Государственного банка пересылало в институт накопленные проценты. Так происходило ежемесячно. В банк приезжала коляска с кучером и тщедушным кассиром. Никому и в голову не приходило, что сиротские деньги кто-то захочет отнять…
Операция началась рано утром. За грузовиком следили три экипажа, меняясь, чтобы не примелькаться. К полудню Полченинов развез все молоко и отпросился у хозяина до вечера. Сказал, что должен переселить родственников с квартиры на квартиру. Авто направилось к югу. Экипажи взяли большую дистанцию. В Тентелевой деревне в грузовик сели трое. «Альфа» собралась на экс.
Дело принимало для сыщиков неприятный оборот. Мощный мотор мог легко уйти от преследования, если бандиты обнаружат слежку. Никакая двуколка не поспеет. Если же вести наблюдение другим мотором, то за городом его сразу заметят. В результате Лыков с пятью агентами Летучего отряда поджидал молоковоз за переездом Полумыза, не доезжая версты до Гатчины. Решено было перехватить его здесь. Новый «ролльс-ройс» притулился у обочины, готовый перекрыть шоссе. Полицейские спрятались за длинным корпусом, сжимая револьверы. У поворота застыл городовой, готовый подать сигнал. Он-то все и испортил.
Вместо того чтобы махнуть рукой и юркнуть в кювет, парень решил вдруг поиграть в казаки-разбойники. Завидев мчащийся грузовик, он выхватил наган и шагнул на дорогу. Авто ловко ткнуло его носом так, что дурень улетел на обочину. А потом остановилось, и наружу вышел человек с винтовкой в руках. Он сразу увидел засаду и вскинул оружие. Грохнул выстрел. Пуля со ста саженей пробила радиатор «ролльс-ройса», из него повалил белый не то дым, не то пар…
— Ложись! — заорал статский советник. Сыскные дружно выполнили команду. Что сделаешь с такого расстояния против винтовки? Алексей Николаевич разглядел, что в них стреляет сам Лоренцев, одетый морским офицером.
Бах! Бах! Бах! Бах! Пули разбили ветровое стекло, прошили навылет корпус, но людей, по счастью, не задели. Атаман разрядил обойму, бросил пустую винтовку, сел в грузовик, и он резко рванул вперед. Когда бандиты поравнялись с засадой, Лыков с колена трижды выстрелил, целясь в колеса. Кажется, он попал: грузовик стал вилять и сбавил ход, но продолжал удаляться от переезда. А полицейские, поднявшись, сгрудились вокруг подбитого автомобиля, который продолжал густо парить.
— Ушел! — рявкнул делопроизводитель, со злостью потрясая кулаками.
Вдруг сверху раздался шум пропеллеров. И знакомый голос крикнул:
— Алексей Николаевич! Что случилось? Мы можем вам помочь?
Сыщик задрал голову так, что упала фуражка, и не поверил своим глазам. Хотелось дернуть себя за ухо! Прямо над засадой красовался военный дирижабль «Лебедь». Из гондолы, как «бог из машины» в древнегреческих трагедиях, свешивался штабс-капитан Шабский и махал рукой. До летательного аппарата было двадцать саженей.
— Афанасий Иванович! Как вы вовремя. Снижайтесь еще, возьмите меня на борт!
Командир дирижабля, как военный человек, не стал переспрашивать. Рулями высоты он опустил нос воздушного судна, и моторы стали толкать его к земле. Одновременно аэронавт принялся накачивать в специальные баллонеты балластный воздух, чтобы утяжелить дирижабль. В результате тот завис над авто саженях в пяти. Вниз полетел гайдроп
[70] с привязанной к нему веревочной лестницей.