Лыков упорно добивался от арзамасцев точных ответов. Он прикрывал ладонью низ лица подозреваемого и спрашивал:
— А так? Допустим, Лев Монтрыкович наклеил бороду. Такой господин вам не встречался?
Служивые честно старались. И хотя они были не семи пядей во лбу, но дело свое знали. Все как один заявили, что никогда не видели в уезде никого из представленных на фотографиях.
Затем питерцы провели опрос ограбленного ямщика. Явился дюжий детина с подбитым глазом, сердитый и громкоголосый. Шапку он снял только по замечанию городового.
— Это тебе грабители фонарь-то подвесили? — доброжелательно начал статский советник.
— Они, ироды. И еще легко отделался. Почтовика-то, слышь, застрелили.
— Вот, посмотри. Нет среди этих людей твоих обидчиков?
— Ух, попадись они мне!
Мужик долго смотрел, потом вернул фотокарточки.
— Нет никого.
— Точно?
— Как в аптеке! Те были молодые и… озорники на вид. Правда, с револьвертами. Главный, которого потом шлепнули, самый наглый, он мне и дал в морду. Два других на подхвате стояли. А эти…
Ямщик глянул еще раз и поежился:
— Эти меня живого бы не отпустили. Вона как зыркают. Нет, не они.
Можно было уезжать. Оставшиеся до поезда два часа полицейские провели в гостинице. Лыков спросил своего аналитика:
— Ну, какие у вас выводы?
— Нас пустили по ложному следу, — уверенно ответил тот.
— Прямо нарочно пустили?
— Как детей провели. Для меня очевидно, что билет до Арзамаса Кабысдоху подбросили.
— Но там еще денег было больше двухсот рублей!
Подполковник в отставке поморщился:
— Вы в шахматы играете?
— Нет.
— Есть такой прием: жертвуют фигуру, чтобы выиграть партию. Вот и здесь так же.
— Аргументируйте.
— Да вы уж сами все поняли и согласны со мной.
— И все же.
Анисимов начал с жаром:
— Ограбленные деньги, вся сумма, были найдены у застреленного Мишки. Если бы в эксе участвовали наши скоки, доверили бы они их такому дураку? Толя Божья воля, Живорез, Ксаверий Литвиненко — могут состоять в подчинении у Мишки Телятьева?
— Нет, — подтвердил выводы подчиненного делопроизводитель.
— Вот вам и главное доказательство. Затем, никого из них в маленьком городке никто не видел. А тут каждый приезжий на показ. Нет, это ловушка. И нам, Алексей Николаевич, надо задуматься: а зачем нас сюда послали? Я полагаю, что вот-вот совершится новый налет. Пока мы рыскали по кустам… Нужно телеграфировать в Петербург.
Лыков послушался своего аналитика и отбил экспресс в Департамент полиции: «ЕСТЬ ЛИ НОВОСТИ НАШЕМУ ДЕЛУ ВПРС ЗНАК». Ответ пришел через полчаса: «МОСКВЕ ОГРАБЛЕН КАССИР БОЛЬШУЮ СУММУ».
Глава 15
Дезинформация
Пока ехали в Москву, Лыков с Анисимовым продолжали разбирать случившееся.
— Но почему именно Арзамас? — напирал статский советник.
— Потому что Осип Германович оттуда родом.
— Ну и что?
— Нас надо было отослать подальше от Москвы. Был бы Телятьев родом из Красноярска, загнали бы туда.
— Но как главарь «Альфы» узнал, что Осип Германович из Арзамаса? И что там есть дальний родственник с преступными наклонностями?
— Нападение на ямщика, скорее всего, удивительное совпадение. Но оно оказалось очень на руку бандитам. Про историю с сожжением главарь вряд ли знал. А чтобы выяснить, откуда родом сыщик, достаточно было заглянуть в его формуляр. Или он сам обмолвился при разговоре.
Лыков медленно проговорил:
— Это значит… это значит, что мы можем снять с коллежского секретаря Телятьева подозрения.
Тут он увидел в глазах собеседника что-то такое, что сильно ему не понравилось.
— Иван Федорович! О чем вы подумали?
— Если бы я был главарем «Альфы», то сделал бы так, чтобы Осип Германович исчез, — тихо ответил Анисимов.
— Леший раздери…
— И тогда можно приписать ему атаманскую роль, — продолжил мысль аналитик. — Не удивлюсь, если мы обнаружим в Москве нечто подобное. А потом найдем в квартире пропавшего сыщика тайник, и в нем якобы забытые улики.
— Скорее в Москву!
Прямо с вокзала командированные поехали в Малый Гнездниковский переулок. Лыков с порога спросил у Кошко:
— Где ваш Телятьев? С ним все в порядке?
— Осип Германович вчера не появился на службе. Мы пытались его разыскать, но безуспешно.
Так Анисимов еще раз подтвердил свои аналитические способности. Однако статскому советнику от этого было не легче.
В Москве уже находился полковник Запасов. Он и рассказал питерцам о новом нападении. Оно произошло при необычных обстоятельствах.
Бухгалтер-кассир общества асбестовых заводов «Изолятор» должен был доставить на Каланчевскую площадь крупную сумму наличных денег. Семьдесят тысяч триста рублей с мелочью лежали в получемодане, вместе с векселями и чековой книжкой. Деньги кассир предполагал сдать в казначейство Московско-Казанской дороги. Как и положено, он заранее заказал охрану: унтер-офицера железнодорожной жандармской полиции. В указанное время в контору пришел одетый в форму человек и показал доверенность на сопровождение. Ничего не подозревающий служащий вышел с ним к подъезду, держа в руке получемодан. И получил сильный удар по голове. Лже-жандарм вырвал деньги, сел в поджидавший экипаж и был таков. Доверенность при рассмотрении оказалась поддельной.
А перед этим на ехавшего в трамвае в контору «Изолятора» настоящего жандарма напал неизвестный. Бросил в глаза пригоршню нюхательного табака, так что весь вагон потом чихал… Оглушил унтера и выскочил на ходу.
Алексей Николаевич слушал и удивлялся. Когда Запасов закончил рассказ, сыщик переспросил:
— Значит, они на этот раз никого не убили?
— Это и странно. Двум дали по голове, но оба живы.
— Не похоже на «Альфу».
— Не похоже, — признал полковник. — Может, еще одна банда появилась? Назовем ее «Дельтой»?
— Этого нам только не хватало. А сколько всего букв в греческом алфавите?
Дмитрий Иннокентьевич только поскрежетал зубами. Но деваться некуда, нужно было начинать дознание. Азвестопуло лежал на больничной койке, Анисимов в сыщики не годился, и статский советник попросил помощи у Кошко. Тот выделил своих людей. Начались рутинные процедуры: опрос свидетелей и потерпевших, проверка документов в гостиницах и на вокзалах. Неожиданно быстро они дали результат. Бухгалтер-кассир опознал по фотографии того человека, который выдал себя за унтера. Им оказался Литвиненко! Значит, напала все-таки «Альфа». Только проявила несвойственную ей гуманность.