– Мне не по себе. Все время чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Оглянусь – никого. Даже эти убогие меня оставили, не обращают внимания. Но в спину как будто давит что-то. Худо мне от этого. Сам-то как, не замечаешь?
Сава лишь пожал плечами. Умылся в озере, коснулся расцарапанной щеки, которая еще саднила.
– Подрался ли с кем? – полюбопытствовал волхв. И вдруг произнес: – Как я понял, ты из этих… из христиан. Может, твои молитвы тут имеют бóльшую силу, чем все мои наговоры?
О, Саве было отрадно, что кто-то заинтересовался верой Христовой. Стал рассказывать о Спасителе, о вере, полной добра и милосердия. Жишиге быстро надоело, но не уходил, сидел, пригорюнившись, думал о чем-то своем, только порой нет-нет да оглянется пугливо. Даже накрылся шкурами, как будто прятался от кого. Зато когда Сава стал напевать псалом, притих, начал даже подремывать. А к Саве подсели местные детишки, слушали непривычные тут напевы, улыбались. И ему так хорошо сделалось среди них. Ах, если бы они еще хоть немного понимали его! Но он лишь несколько слов по-местному выучил: «туда», «нет», «пойду». С таким запасом про истинную веру много не расскажешь.
А потом его разыскал Добрыня. Еще недавно ходил спокойный и уверенный, а тут вдруг лицом потемнел.
– Малфрида вызнала у людей-оленей про милую мою Забаву. Была она тут.
Он протянул Саве удивительно голубой камень.
– Вот что нам с Малфридой дал шаман Даа. Говорил, что у прибившейся ранее к становищу беглянки такие глаза были.
В первый миг Сава и слова не мог вымолвить. А еще где-то в глубине души появилось изумление, оттого что посадник назвал девушку своей милой. Ранее Сава и впрямь подумывал на ней жениться, а вот Добрыня… Ему-то что?
А еще, по чести сказать, Сава со всеми этими событиями и думать забыл о Забаве. Она для него осталась девой из мира дубрав и лесных речушек, где цветет душистая черемуха. И почему-то верилось, что Забава осталась там, где безопасно и где лето просто лето. А Добрыня говорит…
Оказывается, люди-олени встретили в лесной чаще у гор изможденную, оборванную женщину. Молодую, белолицую, с глазами, как этот камень. Говорила непонятно, но похоже на речь гостей. Жестами просила о помощи. Но за ней явился из гор лембо, и люди-олени выдали ему беглянку. Говорили, что от Йына никто не смеет убегать.
Пока Добрыня рассказывал, его голос сбивался, как от сдерживаемых рыданий. А в глазах… Сава и поверить не мог, что суровый посадник может так убиваться, что и впрямь… слезы у него на глазах. Но Добрыня отвернулся, утер их кулаком, собрался с духом.
– Малфрида сказала, что Забава молодец, раз на подобное осмелилась. От самого Темного сбежать! Вот она какая. А еще мать сказала, что Кощей мог с Забавушкой играть, как кот с мышью. То отпустит, то снова поймает. Говорит, он проказник такой… когда дело красавиц касается.
Посадник подавил глубокий вздох, но не смог сдержать невольного стона. Сава положил руку ему на плечо.
– Может, нам надо возрадоваться, что девушка жива?
Странно посмотрел на него сын ведьмы. Резко поднялся.
– Возрадуюсь, только когда к сердцу ее прижму!
И грубо пнул подремывающего под шкурой Жишигу:
– Хватит сопеть, волхв. С нами сегодня пойдешь.
Он уходил, как-то непривычно ссутулившись, словно нес на плечах великое бремя. Саве стало его жаль.
– Я помолюсь о ее душе! – крикнул вдогонку.
И услышал в ответ:
– Помолишься, если мертвой ее увидишь. А до этого только об удаче для нас моли Господа!
Злой какой стал! И Сава не посмел рассказать ему, что в лесу возле становища нечто могучее бродит. Вон и тропа, что за убегавшим осталась. Пасущиеся олени даже продвинулись в ту сторону, но люди со стойбища их быстро отогнали. Сами бегали и волновались чему-то. И спросить-то не спросишь, потому как Сава чувствовал, что местным он не по душе.
Ночи в этом сером краю можно было определить только по утомлению: находился-набегался за день – иди отдыхай, время пришло. И все же в этом неподвижном тусклом мире наступал час, когда сумрак как будто сгущался более обычного. Именно в это время лодка с Малфридой, Добрыней и Жишигой отчалила от берега и поплыла по водам спокойного темного озера между сумеречных гор. Малфрида велела Жишиге грести, Добрыне указала на нос, а сама примостилась на другом конце лодки, почти сразу за спиной Жишиги.
Было удивительно тихо. В этом краю, где ветер мог налететь в любой миг, подобное затишье редкость. Но сейчас мир словно замер. Над озером низко плыло облако, сеявшее время от времени сырую мелкую морось. Казалось бы, все вокруг спокойно. Но отчего-то все трое тревожились.
Первым не выдержал волхв.
– Следит кто-то за нами, – пожаловался.
Ему никто не ответил, и он продолжил грести – гребок слева, гребок справа. Темная студеная вода еле слышно плескалась под коротким веслом.
Через время Жишига опять почти плаксиво изрек:
– Смотрят за нами, да так, что прямо на голову давит. Жутко. – И к ведьме: – Матушка Малфрида, али не чуешь?
– Чую, – сухо отозвалась ведьма. И грубо добавила: – Греби давай. Да поживее!
Добрыня отвернулся, разглядывая небольшой каменистый островок посреди озера. Кит-камень его тут называли. Говорят, век тут лежал, но именно его увидела в своих видениях чародейка. Как она это делает, Добрыню не интересовало. Он сам был всегда около чародейства и воспринимал его по-своему… Ну, главное, чтобы не мешало. И все же Добрыня удивился, когда Малфрида, выйдя из своего отсутствующего состояния – горящий желтый взгляд, окаменелость лица столь сильная, что даже чешуя проступает, волосы бьются как на ветру, – сказала пару часов назад, что им нужен Кит-камень.
– Вон тот, что ли? – указал он на темнеющую среди вод возвышенность, по форме напоминавшую спину огромного всплывшего кита. На озере таких островков было немало, а этот… – Ну плавал я туда с шаманом Даашкой, когда рыбачили. Рыбы тут в озере невесть сколько.
Рыбы в местных водах и впрямь много – и щуки, и форель, и налим, и семга, и еще какие-то, каких Добрыня не знал. А вода такая прозрачная, что, кажется, должна быть легкой и невесомой. Светлая вода в мире, который облюбовал для себя темный Кощей. Но, видать, не все ему в этом краю подвластно, если именно тут спрятан дивный доспех – сталь со струями живой и мертвой воды, оберегающая того, кто в нее облачен. Если сам же Кощей и не припрятал поблизости такое чудо.
– Так говоришь, следит за нами кто-то? – спросил он у Жишиги. Повертел головой, рассматривая все вокруг, прислушиваясь к своим собственным ощущениям. Вроде тихо все, спокойно. Только морось усилилась так, что противоположный берег озера совсем скрылся за ней. Зябко, хотя тому же Жишиге жарко от гребли, сопит, пыхтит.
– Может, взять у него весло? – предложил Добрыня.