Последний выдох - читать онлайн книгу. Автор: Тим Пауэрс cтр.№ 122

Cтраница 122

Салливан отогнал от лица назойливого комара и, крепко сжимая руку Элизелд, уставился на могильный камень отца.

На отцовском надгробии тоже имелось изображение: позеленевшая латунная, размером с игральную карту, плашка с выгравированным на ней лицом пожилого мужчины. Салливан отметил похожесть улыбки. Гравировку сделали по фотографии из публичных материалов «Фокс Студиос» времен 40-х годов.

Ветер на мгновение исчез, а когда возобновился, был ощутимо холоднее. Пальмовые листья, как лебеди, проплывали туда, где высовывались из-под воды носы водометов фонтана. Поначалу Салливану показалось, что форсунки – это выводок утят, впрочем, может, для скрипучих пальмовых птиц они и были утятами.

Салливан отпустил руку Элизелд, присел и потрогал вставную плашку – она оказалась не закреплена и просто лежала в каменном квадратном углублении. Он сковырнул ее ногтем и поднялся на ноги, убирая плашку в карман рубашки, затем снова взял Элизелд за руку.

Во рту у Салливана пересохло, и ощущался металлический привкус. Когда он заговорил, то понял, что в голосе его слышится непочтительное раздражение.

– Ну, как дела, папа? – спросил он, осознавая, что Элизелд его слушает. – Хотелось бы уехать отсюда до вечерних пробок.

Легкий ветерок пошевелил его волосы, и тоненький голосок произнес у самого его уха:

– Зовите меня Рыбмаил.

Салливан не шелохнулся. Голос мог принадлежать любому бродячему призраку. Кажется, он начал припоминать, что с этих слов начинался роман «Моби Дик».

«Свобода, – продолжил голос, – только на скоростной трассе».

Сердце Салливана забилось с такой силой, что сотрясались даже плечи. Эта фраза была ему знакома: отец часто повторял ее двойняшкам, хоть при жизни успел застать лишь первые южнокалифорнийские супермагистрали: 110-ю до Южной Пасадены и еще одну, которую он упорно называл Рамона-фривей, хоть ее и переименовали в Сан-Бернардино-фривей еще за четыре года до его смерти.

Салливан открыл рот, но из-за нахлынувших мыслей о том, что же он хотел сказать, он смог издать лишь стихающее «Ш-ш-ш-ш-ш».

– Ты мне друг, – прозвенел тоненький голосок, – и я знаю, ты меня не обидишь, даром что я насекомое ^[65].

Похолодевшую руку Салливана била дрожь в руке Элизелд, и он догадывался, что она сейчас озадаченно смотрит на него, но не шевелил головой.

– Какое насекомое? – прошептал он.

– Хорошо, значит, не станешь… – заговорил голос…

Но его перебил завывающий хохот гиены, который раздавался откуда-то из тени деревьев.

Свободной рукой Элизелд сильно сжала его.

– Это тот хохочущий мешок, – всхлипнула она. – Которого мы с Кути видели утром и который разговаривал в телефоне.

– Обойдите с юга, – прозвенел голосок, – мимо усыпальницы Фэрбенкса дойдете до стены студии «Парамаунт», там есть туннельный эффект: все размывается из-за небольшого нахлеста с магнитным полем кинофильмов, оттуда свернете к выходу на север.

– Вернемся тем же путем, которым пришли, – сказал вслух Салливан и потащил Элизелд подальше от можжевеловых кустов и каменной Девы. – Можем обойти озеро с другой стороны.

– А как же твой отец?

– Он у меня в ухе, – ответил ей Салливан. Он вспомнил сцену с поездом из книги «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса» и устало с уверенностью добавил: – Он комар.

Элизелд не поняла ничего из сказанного, но покорно поспешила за ним вдоль восточной стороны озера.

Салливан старался бежать плавно и не дергать головой, чтобы случайно не сбросить отца, но то и дело поглядывал на другую сторону озера – туда, где садилось солнце. Фигурки на дальнем склоне уже фрагментировались: пожилая женщина, которая с трудом волочила ноги, одну за другой, чтобы сделать шаг, дальше вдруг побежала маленьким ребенком, а фигура на лавочке закрыла книгу, встала и оказалась двумя фигурами. Один пешеход превратился в мотоцикл с мотоциклистом и беззвучно погнал по траве, подскакивая на надгробиях, словно на ухабах.

У кафедрального колумбария Салливан с Элизелд прошли по траве мимо группы надгробий с армянскими именами, перед каждым стояла незажженная свеча и блюдце для благовоний, потом перебежали через дорогу и вдоль западной стены колумбария направились к ступеням над озерным пристанищем Дугласа Фэрбенкса.

– Пригнемся и проскочим через полянку за ступенями, – прошептал Салливан, – и, когда укроемся среди деревьев…

Вдруг с западного склона озерца Дугласа Фэрбенкса раздался настолько жуткий грохот, что они оба мгновенно опустились на корточки и оскалились. Оглушительный визг металла растворился в идиотском хохоте.

Нечто двигалось в их сторону, перепрыгивая с дерева на дерево за дорогой, ведущей на запад, на уровне десяти футов от травы, быстро и напористо перемещаясь в сумерках. Оно гибко просочилось сквозь косой золотистый луч солнца, и Салливан заметил длинные металлические крылья на теле из раскачивающегося холщового мешка, наверху которого подпрыгивала бейсболка.

От резкого вопля Элизелд, казалось, осыпались листья с плакучих ив, она выронила гипсовую правую руку Гудини, и та исчезла.

Руки Салливана тоже внезапно опустели, но, взглянув на себя, он заметил, что на нем черный официальный пиджак, из рукавов которого выглядывали, прикрывая запястья, манжеты белой рубашки.

Рукава пиджака отстегнулись чуть выше локтя, когда пиджак и брюки повернули его влево по направлению к каменным ступеням, которые спускались к озерцу.

– Сбавь обороты! – прозвенел в ухе голос отца.

Элизелд тоже свернула к ступеням. Она вдруг стала ниже ростом, полнее, волосы собрались в пышный узел над высоким воротником кружевной блузки. И только глаза на незнакомом округлом лице были глазами Элизелд – с коричневой, обрамленной белым радужкой.

– Это маска, – судорожно произнес Салливан, заметив, что ноги волочат его вниз по ступенькам прямо к воде. – Расслабься и доверься действу: кажется, мы пойдем вброд.

Незнакомые туфли повели его с нижней ступеньки в теплую воду, и его ноги по щиколотку погрузились в ил. Длинные рукава рубашки вытянули его руки вперед, и он нырнул.

Он приготовился к аккуратному контакту с дном, чтобы не сбить колени или локти, но дна не было, и он продолжал, затаив дыхание, плыть в колышущейся холодной воде. Холодной соленой воде.

Он охнул в потрясении и едва мог шевелиться из-за головокружения, несмотря на то что соленая вода поддерживала тело. Он не знал, где находится, и даже не знал, в сознании ли он или у него галлюцинации.