Васька с радостью плюхнулся за стол, с наслаждением вытягивая ноги и откидываясь на спинку кресла. А Груня уселась на краю стола, скрестив руки на груди.
— Помнишь, когда я решила прикупить кружевной комплект, а ты пристроился в примерочную, а потом сказал, что до дома терпеть не сможешь? — улыбалась Груня, глядя на Ваську.
— Ага, — кивнул Васька, — Как сейчас помню. Был уже вечер. Темнело. Машина стояла в самом дальнем углу на парковке. А задний диван в тачке суперский.
— Диван, Вася, жестковат, — повела плечом Груня, — Зато последствия радуют.
С этими словами Груня приподняла металлическую крышку с тарелочки, и открыла взору Барина четыре полоски теста с двумя черточками на каждой.
— Ух, ты! — заулыбался Васька, — Зайчоночек мой!
— Задушишь, Вась, — смеялась Груня, но не спешила убегать из стремительных объятий мужа.
— Вот бы пацан, чтобы по все по-честному! — высказал свое мнение Барин, стискивая пигалицу в руках, — Грунька, я тебя люблю. Честно.
— Знаю, — всхлипнула Груня, прижимаясь к мужу, — И я тебя.
— Знаю, — шумно выдохнул Василий Павлович, — Помнишь, как в первый раз? На этом самом месте?
— Забудешь разве, — хмыкнула Груня.
— Видишь, я научился радоваться, не как тогда, — похвалился Барин, перетягивая пигалицу к себе на колени.
— Заметила, — забавно пыхтела Груня и сама крепче обняла мужа, пряча лицо на его груди.
Некоторое время чета Барычинских сидела в полной тишине, отсчитывая удары своих сердец, бьющихся в унисон, не пытаясь нарушить молчание, прекрасно зная мысли друг друга.
— Вась? — тихо попросила Груня, чуть отстраняясь и заглядывая мужу в глаза, — Когда на следующий день рождения будешь задувать свечи, пожалуйста, не загадывай больше детей. Четыре — это мой предел.
— Ничего не могу обещать, — тихо рассмеялся Барин, — Ты такая сладкая, когда беременная. Я прям кайфую от тебя. Няшечка такая, малышечка.
— «Няшечка»? — хохотнула Груня.
— Ага, Геля так говорит, — кивнул Васька.
Груня только покачала головой. Нет, неугомонный у нее муж. Но самый любимый и самый замечательный на всем белом свете.
Эпилог, в котором всё будет, как всегда, как у всех и как должно быть…
— Я толстая… — долгий горький вздох прокатился по просторной спальне.
— А по сопатке? — донесся флегматичный мужской голос с кровати.
— И все равно я толстая, — вновь вздохнула Груня, стоя перед зеркалом и рассматривая свое отражение. В свое черненькое облегающее платье с кружевами девушка влезла с трудом.
— Чушь порешь, — вновь пробормотал Васька, перелистывая очередной договор с подрядчиком на проведение строительных и отделочных работ.
— Толстая, неуклюжая корова, — еще тише и еще горше вздохнула Груня, поворачиваясь спиной к зеркалу и рассматривая свое отражение с иного ракурса.
— Зайчонок, в этом платье мы отмечали твое двадцатилетие, — заметил Барин, бросив заинтересованный взгляд на жену, — А сейчас ты мать четверых детей.
— Это не оправдание, — вздохнула Груня и попыталась все-таки потянуть молнию на спине. Та поддалась, но со скрипом. Платье успешно застегнулось, но слишком откровенно облепило тело во всех местах.
— Хорошо, уговорила, — подозрительно быстро согласился Барин, — Ты толстая, неуклюжая корова, довольна?
— А ты старый хрыч! — прищурилась Груня, бросая на Ваську злобный и обиженный взгляд, потеряв интерес к своему отражению и переключив внимание на мужа, — И, между прочим, кому-то уже перевалило за сорокет!
— Ох, пигалица, удар ниже пояса! — притворно вздохнул Василий Павлович, отбрасывая ставшие вдруг неинтересными бумаги, — По самому больному прошлась!
— Старый дед во сто шуб одет! — зыркнула Груня зеленым взглядом и тряхнула рыжими кудрями.
— Накажу! — прищурился Васька, легко вскакивая с кровати.
Груня показала мужу язык и, взвизгнув, словно девчонка, помчалась из спальни наутек.
— Старый дед! Старый дед! — дразнила она, пробегая по коридору и стремительным ураганом спускаясь по лестнице.
— Грррр! — летело вслед ей раненым бизоном.
Груня миновала холл и попыталась найти убежище в новой пристроенной части большого дома Барычинских. В гостиной собрались все дети, включая самых младших под присмотром Пал Палыча и мамы Нюры. Барычинские-младшие играли с принесенными Дедом Морозом и родней на Новый Год подарками. Пал Палыч, позволяя самому маленькому Барычинскому — Степану Васильевичу — активно грызть его указательный палец и утирать слюни о рубашку, гордо разглядывал прорезавшиеся молочные зубки. Мама Нюра что-то рисовала с девочками, Гелей и Викой, на большом столе, разложив карандаши и мелки. Мальчишки-близнецы, взяв в свою команду племянника Потапа Васильевича, собирали конструктор Лего, строя очередную башню, вертолет и целую площадку, одновременно демонстрируя уже готовые детали и наперебой хвастаясь готовыми моделями.
Появление родителей ажиотажа не вызвало. Разве только Геля, подняв голову и оторвавшись от рисования, фыркнула.
— Опять? — рыжая бровь взлетела вверх.
В ответ Барин громко расхохотался. А потом и вовсе прибёг к запрещенным методам.
— Дети! Лови ее! — зарычал Васька на всю комнату.
По команде вся орава сорвалась с мест, кроме Степки. Тот предпочел жевать палец деда и смотреть на события на удивление умными для его возраста карими глазами, как у отца и деда.
Под шумный визг, писк и крики, беглянка была выловлена и повалена прямо на мягкий ковер в центре гостиной.
— Нечестно! Ааааа! Васька, я тебя прибью! — отбивалась Груня от клубка рук и ног.
Василий Павлович же минутку раздумывал, помогать жене или наоборот, усугубить ее плачевное положение. Решил усугубить и с громким криком «Кто здесь старый дед?» принялся щекотать хохочущую и поваленную на ковер Груню. Когда в процессе неравного боя, Груня против всех, компания разделилась на две части, мальчики против девочек, в потасовку вмешалась бабушка семейства.
— Кто будет чай с пирогом? — раздался спокойный голос мамы Нюры, — А кто за стол усядется первым, получит самый большой кусок!
Детей сдуло словно ветром, и Васька уже один достойно проигрывал Груне в неравном бою. Пигалица, уловками и ухищрениями, прекрасно изучив все слабости мужа, в том числе и боязнь щекотки, добралась до стратегически важных мест Барина и самым бессовестным образом щекотала хохочущего и лежащего на спине Ваську.
Гостиная опустела, и супруги даже не заметили, что остались в комнате вдвоем. Все семейство уже шумно усаживалось за стол в просторной кухне. Васька, поверженный в неравном бою, валялся бы на полу и дальше, если бы не платье Груни. Тихий и противный треск рвущейся по шву ткани заставил пигалицу замереть.