– Ты приготовила именно то, что она любит, – отрезал Стефан, не сводя глаз с дочери. – Ешь.
Софи и не думала выполнять приказ. Звяканье вилок стихло.
– Можно мне свинину? – спросил Адам.
– Вы ведь были подругами с моей матерью, верно? – обратилась Софи к Оноре.
Вдова подавилась куском мяса собственного приготовления. Стефан сердито посмотрел на Софи и только открыл рот, чтобы отчитать ее, как Онора схватила его за запястье. Она рассеянно промокнула сухие губы грязной салфеткой.
– Лучшими подругами, да, – сипло подтвердила Онора и сглотнула. – Довольно продолжительное время.
Софи замерла.
– Интересно, что же встало между вами?
Улыбка Оноры исчезла без следа, и вдова уткнулась в свою тарелку. Софи продолжала буравить ее взглядом.
Вилка Стефана звякнула об стол.
– Почему бы тебе не помочь Оноре в лавке после школьных занятий?
Софи была уверена, что ему ответит Адам, но вдруг почувствовала, что взгляд отца обращен к ней.
– Я? – Софи побледнела. – Помочь… ей?
– Бартлеби намекнул, что моей жене пригодилась бы лишняя пара рук, – настаивал Стефан.
Жене. Единственное слово, которое услышала Софи. Не воровка. Не попрошайка. Жена.
– После того как мы сыграем свадьбу, а потом отгремит твое шоу, – добавил он, – ты вернешься к нормальной жизни.
Софи бросила взгляд на Онору, ожидая, что та тоже ошарашена, но вдова только нервно заглатывала огурец за огурцом, едва приоткрывая пересохшие губы.
– Отец, ты хочешь, чтобы мне… чтобы я… – Софи не могла даже произнести эти слова, – чтобы я взбивала м-м-масло?
– А что, нарастим немного мускулов на эти тонюсенькие ручки, – усмехнулся отец, продолжая жевать, а Джейкоб и Адам тем временем не преминули похвастаться бицепсами.
– Но я знаменитость! – взвизгнула Софи. – У меня есть фанаты – есть даже моя статуя! Я не могу работать! Только не с ней!
– Тогда, наверное, тебе следует найти другое дело, которым ты будешь зарабатывать на жизнь, – сказал Стефан, обгладывая косточку. – Пока ты в этой семье, ты должна вносить свой вклад. Или мальчики с радостью займут твою комнату.
Софи задохнулась от возмущения.
– А сейчас – ешь, – бросил он так резко и зло, что она была вынуждена подчиниться.
Наблюдая из противоположной части комнаты за тем, как Агата переодевается в свое старое мешковатое черное платье, Рипер недоверчиво рычал, изредка прерываясь на обсасывание рыбьих костей.
– Видишь? Я все та же старая добрая Агата.
Она захлопнула крышку сундука, набитого одолженной у Софи одеждой, отпихнула его к двери и опустилась на колени перед своим лысым морщинистым котом:
– Теперь ты снова можешь быть со мной милым.
Рипер зашипел.
– Это же я, – сказала Агата, пытаясь погладить его, – я ни капельки не изменилась!
В ответ Рипер оцарапал ее и тут же смылся.
Агата потерла свежие царапины на руке – красные среди других, уже слегка заживших. Она плюхнулась на свою кровать, а Рипер свернулся в заросшем плесенью углу – настолько далеко от нее, насколько позволяла комната.
Она свернулась калачиком и обняла подушку.
Я счастлива.
Она слушала, как дождь стучит по соломенной крыше и, просачиваясь сквозь дыру в потолке, капает в мамин черный котел.
Дом, милый дом!
Цок-цок-цок – вторил ей дождь.
Софи и я.
Она уставилась на голую треснувшую стену. Цок-цок-цок.
Будто меч в ножнах бьется о пряжку ремня. Цок-цок-цок. Сердце застучало в груди сильнее, кровь вскипела раскаленной лавой – все это происходило с ней и раньше. Цок-цок-цок. Черный котел превратился в его черные сапоги. Соломенная крыша стала его золотыми волосами. Небо, которое виднелось в окне сквозь тучи, пролилось голубизной его глаз. Подушка в ее руках обернулась смуглой подтянутой плотью…
– Дорогая, мне нужна твоя помощь, – раздался тонкий голос.
Агата проснулась словно от толчка, все еще сжимая подушку, которая теперь была влажной от пота. Она сползла с кровати и, пошатываясь, поспешила к двери. На пороге стояла ее мать, нагруженная двумя корзинами: одна битком набита корнями и листьями, а другая – головастиками, тараканами и ящерицами.
– Что за…
– Теперь ты наконец покажешь мне, как варить кое-какие зелья, которые ты изучала в школе! – прощебетала Каллиса, выпучив от возбуждения глаза. Обе корзины плюхнулись прямо в руки Агате. – Сегодня было не так уж много пациентов. У нас есть время на зельеварение!
– Мама! Я же объясняла тебе, я больше не могу творить волшебство, – сказала Агата, ставя корзины на пол и закрывая дверь. – Наши пальцы здесь не светятся.
– Почему бы тебе тогда просто не рассказать мне по пунктам, что конкретно вы делали? – спросила мать, взбивая черный купол своих сальных волос. – Покажи хотя бы, как варить бородавочное зелье.
– Послушай, я оставила все это в прошлом.
– Ящериц лучше добавлять свежими? А что еще мы можем с ними приготовить?
– Я уже не помню всей этой ерунды…
– Но они же испортятся…
Хватит!
Но ее мать была непреклонна.
– Прошу тебя! – взмолилась Агата. – Я не хочу говорить о школе!
Каллиса мягко забрала корзину из ее рук:
– Когда ты вернулась домой, я была вне себя от счастья, – она посмотрела в глаза дочери. – Но с другой стороны, я беспокоилась, когда думала о том, ЧТО тебе пришлось бросить.
Пока ее мать оттаскивала корзины на кухню, Агата уставилась на свои черные неуклюжие башмаки.
– Ты знаешь, как я не люблю зря переводить продукты, – Каллиса вздохнула, – будем надеяться, что наши котлы выдержат похлебку из ящериц.
В свете факела Агата шинковала лук и слушала, как мать что-то фальшиво напевает себе под нос, – точно так же, как она делала каждый вечер. Вдруг непонятно почему Каллисе полюбилось их кладбищенское гнездышко и уединенный быт.
Агата положила нож.
– Мама, как понять, что человек уже нашел свое «долго и счастливо»?
– Хммм? – вопросительно промычала Каллиса. Ее костлявые руки бросили в котел горсть тараканов.
– Ну, я имею в виду людей в сказке. Как они это понимают?
– Там должно быть написано, дорогая, – мать кивнула в сторону книги, выглядывающей из-под кровати Агаты.
Агата взглянула на последнюю страницу, где светловолосый принц и черноволосая принцесса целовались на своей свадьбе на фоне зачарованного замка…