Марк Шагал - читать онлайн книгу. Автор: Джекки Вульшлегер cтр.№ 139

Страница

В картине «Сиреневая обнаженная», написанной в 1967 году, основой для ночной сцены является распыленная, будто из песчаная фактура. Разнокалиберные исцарапанные осколки цвета на темной поверхности складываются в фигуры клоуна, осла и обнаженной. Прорезанные линии и светящиеся, будто глазурь, цвета наводят на мысль об экспериментах Шагала с керамикой, а взрыв цвета в ночи обязан своим эффектом мастерству, которого художник достиг в работе с витражами. В этой картине устанавливается гармония в противовес распаду, ориентальный цвет в противовес классической форме. В этой работе видно, как уже восьмидесятилетний Шагал обновлялся с помощью утверждения своих культурных корней и готовности к усвоению новых течений. Эти пласты и фигуры, накладывающиеся друг на друга, отзываются эхом в нескольких работах 1968–1970 годов: в картинах «Игроки» и «Волшебник», где центральные образы, скомпонованные из разрозненных геометрических фигур, собраны почти как в кубистском коллаже; в картине «Солнце Пороса», построенной из пяти абстрактных блоков цвета; в коллажах из гуаши, туши и ткани на бумаге или газете (картины «Двое с красным козлом», «Танцор на сиреневом фоне», «Арлекин» и необычная картина «Женщина с красной и зеленой руками»). Все эти работы демонстрируют способность Шагала соединять абстракцию и фрагментирование образа, что было характерно для искусства 60-х годов. Теперь Шагал меньше занимался керамикой и скульптурой. Брак в это время называл Шагала «гарантом живописи».

Две большие, мощные работы 1968 года «Пророк Иеремия» и «Пасха» с черными полосками свинца на фоне прозрачного стекла витража явно обязаны своей театральной композицией и цветовыми контрастами шагаловским холстам. Пропитанный прозрачным желтым цветом Иеремия – потомок трагичного, одинокого рабби с картины 1933 года «Одиночество» и давнишних витебских еврейских стариков 1914–1915 годов. Иеремия одинок и сосредоточен на духовности, его молитвенное рвение передается силой цвета, вырывающегося из черной земли. Желтый цвет – у Шагала это цвет мистический – дополнен белым цветом фигуры ангела, разделяющего по диагонали правую половину композиции.

Небеса и земля, божественное таинство и острая человеческая тоска неразрывны в «Пасхе». Под светящимися блоками красного и зеленого сокрыта основная тональность – черное и белое. Четыре старых еврея, покрытые молитвенными покрывалами, изображены у витебских разрушающихся деревянных домов; только малиновый цвет пасхального вина ослабляет мрак. Луна на грозовом небе омывает местечко ледяным светом, подчеркивая угрожающее положение четырех верующих, брошенных на произвол судьбы. Но над ними парит крылатый ангел, а из-за решетчатой изгороди выглядывает большое желтое тело наблюдающего за всем животного – желтый цвет дает тепло всей призрачной сцене. «А Пасха!.. Ничто не возбуждает меня так, как картинки Аггады, да еще полные бокалы красного вина, – писал Шагал в воспоминаниях о детстве. – В нем глубокий, королевский отблеск, мрак гетто – удел еврейского народа – и жар Аравийской пустыни, которую прошел он ценою стольких мук. Веселым конусом падает свет от висячей лампы!.. Отец поднимает бокал и посылает меня открыть настежь дверь. Дверь настежь, чтобы в такой поздний час мог войти пророк Илия? Сноп звездных искр серебром по синему бархату неба ударяет мне в глаза, проникает в сердце. Но где же он, Илия, со своей белой колесницей?»

Этим воспоминаниям почти семьдесят лет, Шагал уже перестал быть евреем, исполняющим религиозные ритуалы. Он писал свои еврейские картины и в то же время делал очень камерные окна для приходской церкви в Тьюдли. Эти работы посылали одинаково утешительное сообщение о том, что в драме, угрожающей человеческому существованию, вера придает трагедии смысл.

В конце 60-х годов Шагал был поглощен религиозными темами. Как только он поселился в новом доме, его вниманием завладел план постройки здания для его картин на библейские сюжеты. Первый камень Национального музея «Библейское послание Марка Шагала» был заложен в 1969 году в Симье, холмистом предместье Ниццы с великолепным видом на город. В том же году Шагал и Вава ездили в Израиль на открытие кнессета, нового парламентского здания в Иерусалиме, украшенного его мозаикой «Стена плача» и тремя большими гобеленами «Пророчество Исайи», «Исход» и «Вход в Иерусалим», которые в течение пяти лет создававались под его наблюдением в мастерской Гобеленов в Париже. Когда Шагал вернулся домой, он стал готовиться к своей самой обширной выставке из 474 работ – «В честь Шагала» в Гранд-Пале в Париже. Это была своего рода триумфальная ретроспектива, из тех, что часто устраиваются после смерти художника. Так, дожив до глубокой старости, Шагал еще при жизни воздвиг себе памятник.

В 1971 году, снова возвращаясь к сюжету «Пасхи», знаковому образу своего детства, Шагал завершил модель мозаики «Колесница Илии» для фасада Национального музея «Библейское послание». Два следующих года Шагал и Вава были заняты переговорами и подготовкой к открытию музея. По достигнутому соглашению, посредником в котором (что было типично для компаньонов Вава – Шагал) выступил Андре Мальро, Шагал дарил работы Франции, а государство оплачивало создание музея – низкого белого здания, спроектированного Андре Эрманом, последователем Корбюзье. Шагал был постоянным посетителем стройки и вникал во все стадии процесса проектирования, а его витражные окна были неотъемлемой частью здания. Удачей было не только то, что восьмидесятипятилетний Шагал мог наблюдать за строительством своего мемориала, но также и то, что в нем воплотилась, снова и теперь навсегда, «шагаловская коробочка», придуманная пятьдесят лет назад. Он контролировал все: и стены, и сцену. Споры Шагала с Эрманом и с директором музеев Франции Жаном Шатленом длились очень долго, в конце концов Шарль Марк вызвался выступить экспертом по части стекла и поддержал Шагала.

Незадолго до открытия музея Шагал получил приглашение, которого ждал полвека: советский министр культуры Екатерина Фурцева (прозванная Шостаковичем «Катериной Третьей», в память о великой императрице, покровительницей русской истории) приглашала его в Ленинград и в Москву, чтобы он мог снова посетить «шагаловскую коробочку». Годом ранее в Будапеште триумфально открылась первая за железным занавесом ретроспектива работ Шагала, но его картины все еще оставались почти неизвестными, и в Советском Союзе редко упоминалось его имя.

Шагал и Вава поехали в Россию в июне, взяв с собой русскую подругу с Лазурного Берега Надю Леже, вдову Фернана Леже, который женился на Наде за три года до своей смерти.

Шагал отказался посетить Витебск: «Вы знаете, в мои 86 лет некоторые воспоминания нельзя ни тревожить, ни обновлять. Я не видел Витебска более 60 лет… То, что я увижу, скорее всего окстоажется для меня чужим и непонятным. И то, что живой частью входит во множество моих картин и рисунков, окажется несуществующим… Мне это будет больно видеть, я просто заболею». В Ленинграде состоялась встреча с двумя еще живыми сестрами Лизой и Марьяськой и с их семьями, а в Москве была устроена выставка литографий Шагала. Главный объект поисков Шагала, панно, сделанные для Еврейского театра, свернутые в рулон, хранились в церковном здании, которое Третьяковская галерея использовала в качестве хранилища. Почти никто, кроме реставратора, который изучал их в 1966 году, эти панно не видел. Только Ида, выступая в роли проводника, нашла к ним путь, подружившись с кураторами и историками, которые обожали Шагала, но были слишком запуганы, чтобы говорить об этом вслух. Больше всего помогал Иде Всеволод Володарский, глава отдела русского искусства XIX – начала XX века в Третьяковке. Он помог ей выяснить, где находятся фотографии работ ее отца, необходимые для книги Франца Мейера, и хранил как сокровище автограф Шагала, который Ида послала ему в качестве благодарности. «Все мои коллеги знали, что я «без ума от Шагала» и смотрели на меня не то снисходительно, не то с жалостью», – писал он. И вот 8 июня 1973 года Володарский и несколько кураторов и реставраторов пригласили Шагала в Серовскую комнату галереи, где на полу, под знаменитыми импрессионистскими картинами «Девочка с персиками» и «Портрет Ермоловой», лежали развернутые панно.

Страница