Марк Шагал - читать онлайн книгу. Автор: Джекки Вульшлегер cтр.№ 114

Позднее Шагал снова пишет русским друзьям: «Ваше соболезнование – как лучи, которые брызжут от солнца. Некоторые строчки вашего письма и вашу дружбу в самые трагические дни моей жизни я никогда не забуду. Я благодарен вам от всего сердца за ваше отношение и деликатность – это характерные свойства нашей великой родины. Вы глубоко ощутили ту бездну, которая раскрылась передо мной, и тяжесть неба, где летит она, драгоценный друг моей жизни, моя белочка. Должен ли я говорить, вы знаете это, как она, с ее талантом и душой, дочь своей родины, была верна своей земле».

В апреле 1945 года Шагал написал в Москву старшему другу Павлу Эттингеру (с ним Шагал не переписывался со времен террора 1937 года): «Вы, наверное, знаете мою личную трагедию – я потерял 2 сентября 1944 года ту, кто была – смысл моей жизни, моя вдохновительница. Теперь – насколько раньше моя жизнь была «легка» и облачна – теперь полна трагедий». Среди редких писем этого года есть и наивное послание к Иосифу Сталину: Шагал все еще надеялся на приглашение в Россию.

В большой квартире, которую Шагалы снимали в доме № 48 на Риверсайд-драйв, глядящей окнами на реку Гудзон, Ида склоняла отца к тому, чтобы он начал заниматься единственным делом, которое вывело бы его из отчаяния, – к работе над публикацией Беллиных воспоминаний. Брак Иды постепенно шел к разводу, Мишель часто отсутствовал, и теперь отец и дочь, которые на фотографиях того горестного года с остекленелым взглядом склонились друг к другу, стали близки, словно супружеская пара. Они погрузились в текст на идише, который Белла посвятила им. «Я пишу тебе, – начала она, обращаясь к Шагалу. – Наш город даже более дорог для тебя, чем для меня, и ты со своим большим сердцем поймешь то, чего я не в состоянии была высказать. Одна вещь огорчает меня, поймет ли это моя маленькая дочь, которая только первый год своей жизни провела в доме моих родителей. Хочу на это надеяться».

Первой творческой работой Шагала после смерти Беллы стали иллюстрации – двадцать пять рисунков, часто не более чем тонкие контуры, легкие ритмы которых дополняли и оживляли ее текст. Это сконцентрированная в рисунках биография жены Шагала, начинавшаяся с изображения маленькой девочки, густые волосы которой падают назад на обнаженную спину в еврейской бане… А вот она сидит, поглощенная чтением книги, и ее оберегают огромные крылатые часы деда, летящие над Витебском… Несколько следующих лет Шагал продолжал снова и снова рисовать их встречу на мосту и лицо молодой женщины – Беллы, – парящее над ним, стоящим у мольберта. Brenendike Licht ^[85] – первый том, подробно излагающий детство Беллы, – был опубликован в 1945 году; второй том Di Ershte Bagegenish ^[86] вышел в свет в 1947-м.

Ида в память о матери перевела воспоминания Беллы с идиша на французский. Книга Lumières allumées ^[87] была опубликована во Франции в 1948 году. К началу 1945 года Ида, восстановив силы, стремилась вернуться в Париж. Несколько следующих месяцев они с Мишелем были охвачены послевоенным подъемом энергии и оптимизма. В то время как Мишель, будучи журналистом «Голоса Америки», «постоянно с ужасающей скоростью то влетал в дом, то вылетал из него», Ида оказалась в своей стихии, в бурлящей общественной жизни. Она все-таки надеялась стать художником и строила амбициозные планы заработать репутацию, подобную репутации отца. Шагал писал Эттингеру, что она очень хороший живописец и, к счастью, совершенно не походит в работе на отца, хотя в другой раз он хвастался, что «она больше, чем дочь… она настоящий Шагал!» Толпы друзей Иды врывались в дом на импровизированные вечеринки, и Шагал начал восстанавливать свои социальные связи. «У меня есть воспоминания о многих приходящих в квартиру на Риверсайд-драйв и уходящих оттуда, и все там говорили на французском, немецком, русском и идише, только не на английском», – писал Эдуард Родити, который посещал Шагала во время сборищ, где присутствовали Иван и Клер Голли, Осип Цадкин и Алан Боск, издатель журнала «Сферы». На одной такой вечеринке, после того как гости удалились в студию, из столовой донесся громкий грохот. «Марк медленно поднялся. «Все в порядке, это всего лишь «Продавец скота». Я только вчера его повесил». На холсте был глубокий разрез, и Ида, хихикая, заметила, что если бы кто-то другой вешал картину, то это было бы ужасно».

Мишель, узнавший, что его родители тоже выжили во время войны, уехал в Европу по заданию радио. К тому же пришли хорошие новости: его дядя и тетя, Осип и Лия Бернштейн, живы. У них были ключи от парижского дома Шагала, и в 1941 году они, сильно рискуя, спасли остававшиеся там картины, которые удалось перевезти в телеге с лошадью в дом Андре Лота в Ле Ренси; там они и оставались до конца войны. Эти новости не могли не взволновать Шагала. В феврале он получил письмо от французского критика-искусствоведа Жана Гренье, который навещал его в Горде. На это письмо он ответил: «Сейчас я очень несчастен. Я потерял то, что было для меня всем, – мои глаза и мою душу. Если я продолжаю творить и жить, то лишь потому, что надеюсь скоро снова увидеть Францию и французов. Мое счастье теперь в возрождении Франции, в чем я никогда не сомневался. Как можно жить без этой уверенности?»

Когда из Европы пришли новости – и хорошие, и плохие: освобождение и победа, апокалипсис Освенцима и Дахау, – Шагал не мог не думать о том, как они с Беллой вместе переживали бы это. День Победы праздновался 8 мая, спустя шесть дней Шагал писал Опатошу, что «несмотря на мои мысли о работе, выставке – я все еще чрезмерно поглощен мыслями о [Белле] – о [ее] отношении к идишу – к искусству во всех аспектах. Мне кажется – я падаю в ямы у себя на пути, куда бы я ни шел, ни ехал. Я должен лечить себя от себя.

Если бы она могла, она сказала бы мне: дай мне отдохнуть в покое».

Инстинкт выживания Шагала-человека был неотделим от напористости Шагала-художника. Когда пришла весна, он отвернул свои холсты от стены и снова начал делать первые, пробные шаги к живописи, хотя на фотографии, которая показывает его стоящим у мольберта в одной из клетчатых рубашек, что купила ему Белла, выражение его лица все-таки дает понять, что эмоциональное состояние близко к гибельному. «Папа работает; он возобновил работу после паузы, которую было очень трудно преодолеть. Вы знаете, как он всегда мог работать с Мамой, с ее преданной помощью», – писала в марте 1945 года Ида.

Прошлое – это иная страна, и, как всегда, когда Шагал прибывал на новое место, у него был только один путь – повторить то, что он делал прежде, но изменить, вписать в новый контекст. Картины Шагала между 1945 и 1948 годами возникли из нескольких больших холстов, которые он начал во Франции и взял незаконченными в Америку. Теперь он разрезал их на куски или как-то иначе переделывал. Существовала и эстетическая причина необходимости изменить эти претенциозные холсты, но основной движущей силой было то, что Белла знала эти картины и Шагал помнил ее комментарии, одобрения, умолчания. Направляющий и подбадривающий голос Беллы все еще звучал в сознании Шагала, без этого он вообще не смог бы вернуться к работе.