Подобно знакомому пессимисту, я пристально смотрела на Жорика и, не веря в привалившее счастье, соображала, когда же розовые очки свалятся с моих глаз. Не бывает все настолько хорошо. Приятный, умный, имеющий относительно меня вполне конкретные, интересные нам обоим планы. В меру практичный и не в меру любящий приключения. В общем, именно такой, какой мне и нужен был. Но набор подобных качеств вызывал во мне своей положительностью нервное напряжение. «Значит, бросит меня к чертям! – успокаивала я себя. – Или какая-то гадость в нем проявится обязательно!» Я обрадовалась собственной проницательности и начала спокойно ожидать подвоха.
– Ты о чем думаешь? – спросил Жорик.
– Выискиваю в тебе недостатки, чтоб ситуация не выглядела столь неправдоподобной, – честно ответила я.
– А что, их во мне нет? – Жорик насторожился.
– Есть. Но все какие-то притягательные, – досадовала я. – Все твои недостатки мне по душе. Так ведь не должно быть?
– Ну мало ли, – пожал плечами Жорик. – Все в жизни случается. Может, нас кроили друг под друга…
– Не выдумывай! – фыркнула я. – Просто мы недавно друг друга знаем, поэтому нестерпимые наши качества пока не вылезли на поверхность. Вот увидишь, у нас все закончится мерзким, некрасивым скандалом и расставанием.
– Ты не права!
– Права! Это сейчас я не кажусь тебе монстром, а потом первое очарование пройдет и ты мне все еще припомнишь. И историю с Викторией в том числе. Ты же не сможешь ее забыть?
Тут я вспомнила об обещанном акте капитуляции. Достала ноутбук, показала те две роковые фотографии Виктории и уничтожила при Жорике этот компромат. Потом решила извлечь из собственной добровольной сдачи оружия хоть какую-то пользу. Вопросительно глянув в глаза оперу, я склонила голову набок и, стараясь выглядеть как можно привлекательней, захлопала ресницами.
– Не подлизывайся! – раскусил меня Жорик. – Я и так пообещал тебе – никому ничего не буду рассказывать.
Я продолжала смотреть.
– Ну хорошо, – он набрал полную грудь воздуха и торжественно произнес: – Я не считаю тебя сволочью, понимаю, как велик был соблазн, искренне верю в твое раскаяние и обещаю никогда больше не вспоминать, как ты однажды оступилась. Все?
Изначально я собиралась довольствоваться обещанием о молчании, но сейчас уже не могла отступить. Я не изменила позы.
– Хорошо. Продолжаю. – Жорик закрыл глаза и с чувством полной ответственности за происходящее заявил: – Я люблю тебя!
* * *
Мы до сих пор спорим, кто из нас первый перешел тогда от слов к делу. Кто первый заменил робкие поцелуи страстными, кто предложил перейти в комнату и кто стал инициатором всего дальнейшего. Даже самые приятные вещи мы умудряемся использовать в качестве предмета для споров. Наша ныне уже почти взрослая дочь утверждает, будто мы и живем-то вместе только потому, что поодиночке нам не с кем будет оспаривать первенство. У меня на этот счет другое мнение.
Дело в том, что подвохов в Георгии так и не обнаружилось. Я по-прежнему уверена, что так не бывает. Жду, чем дело кончится, не желая прерывать происходящее на самом интересном месте. Беда в том, что у нашего семейного сюжета все места интересные. Любопытство и желание увериться в собственной правоте накрепко прирастили меня к этому человеку. Его же ко мне привязывает, я так понимаю, прежде всего его безграничная вредность. Разрыв, изначально напророченный мною, недопустим для Георгия. Хотя бы потому, что это подтвердит мою тогдашнюю правоту и наличие у меня пророческого дара.
Со стороны это выглядит не вполне так. «Какая любовь! Какая любовь!» – восхищенно качают головами все друзья и соседи. Возможно, мы с Жоркой думали бы так же. Но тогда нам пришлось бы признать правоту окружающих.