Жертвы дракона. На озере Лоч - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Тан-Богораз cтр.№ 41

Они подошли и стали кругом.

– Это вино кровавое, – сказал Спанда. – Хум жертвы солнцу. Возьмите и творите помазание во имя Солнца Отца.

– Солнце, дай защиту!.. – возопили Анаки.

Они опускали в чащу два пальца, макали их в тёплую кровь, потом проводили на лбу длинную черту и бормотали: «Провожу реку багровую; все духи утонут, враги захлебнутся».

– Пейте от этой крови, – сказал Спанда.

Огромная чаша с чудовищным алым напитком стала переходить из рук в руки. Все нагибали её через край и мочили в ней губы, наблюдая, чтобы осталось другим.

Все Анаки, мужчины и женщины, здоровые и умирающие, даже грудные дети вкусили от жертвенной крови.

Только Майра сидела на земле, уткнул голову в колени, и стонала монотонно, как стонет ночное ненастье.

– Майре помазание, – приказал Спанда, и двадцать рук протянулись к несчастной матери. Они откинули ей голову и провели на лбу ту же кровавую черту, потом поднесли ей к устам ужасную чашу. Майра не сопротивлялась, она послушно нагнула голову и вкусила жертвенной крови от собственного сына, потом отклонилась назад, упала на землю и застыла без движения, как будто кровь в её устах стала могучим ядом, убивающим, как молния.

Юн промчался через площадку и бросился в лес по той же вчерашней дороге. Он нёсся, задевая ногами молодые деревья, и ему казалось, что от его ударов деревья гнулись, как от ударов лося.

Заяц выскочил навстречу и шарахнулся в сторону, точно такой же заяц, какого они вчера поймали и отпустили живьём, чтобы он унёс с собою болезнь Мышонка.

– Зайцы живы, а мой Мышонок умер, – подумал Юн и снова завыл от боли и от гнева. – Подлые, подлые, подлые! – выкрикивал он, и слово это обращалось одинаково и к богам, и к людям-соплеменникам, которые не были взяты мстительным Реком.

– Моего забрал! – сердито крикнул он. – Несытое брюхо!

Он опять задел ногою за дерево и больно ушиб колено и света не взвидел от ярости. Даже сына он положил на мох, и, выхватив из-за пояса каменный топор, быстрыми движениями стал обрубать враждебное дерево кругом ствола.

– Вот тебе, вот! – приговаривал он сквозь стиснутые зубы.

Каменное лезвие отскакивало, крепкая дубовая ручка подозрительно трещала, но Юн удвоил усилия, и, наконец, дерево погнулось, треснуло в разрубе и с шумом упало на землю.

– Что, будешь? – спросил Юн с мстительным торжеством и хотел подобрать трупик, но ему пришла в голову новая мысль. Он отыскал два крепких сухих сучка, быстро сделал прибор для вытирания огня, добыл искру, развёл огонь. Потом отрубил кусок ствола в три локтя длиною и стал выжигать огнём чёрное дупло, как выжигают челнок из толстой осины. Он сделал для своего сына погребальную колоду, чтобы дикие звери не съели его тела. Ибо особенно любимых покойников, в отличие от прочих, Анаки хоронили в колодах и подвешивали на деревьях.

Он выровнял бока колоды своим крепким ножом из лосиного рога, потом стал пригонять крышку из толстых, ровно обрезанных палок. Когда всё было готово, он поднял маленький трупик.

– Прощай, Мышонок, – сказал он раздирающим голосом и приложился лицом к шее своего ребёнка, чтобы втянуть в себя запах сына, как делали Анаки вместо поцелуя. Но знакомого запаха уже не было. Тело Мышонка пахло смрадом, как тухлое мясо из летних запасов. Сердце Юна сжалось, охладело и стало, как труп.

– Прощай, дитя, – повторил он безжизненным голосом. Постлал мху в колоду, опустил туда труп и вбил верхние палки на место. Потом отыскал вблизи высокое дерево, подхватил на плечо тяжёлый гроб и полез по сучьям вверх с ловкостью бурого медведя, который влезает к пчёлам за мёдом.

На половине вершины он укрепил колоду в развилке ветвей и крепко привязал её стеблями лиан. Теперь тело его сына было укрыто от хищников и непогоды.

Он мало думал о том, что ему делать дальше. Хотел было остаться на дереве, у гроба, но что-то будто столкнуло его вниз на землю.

Он, впрочем, не ушёл, сел тут же, под деревом, протянул ноги и сложил руки на груди. До самой ночи он не ел и даже не пил и ни о чём не думал. И ему казалось, что тело его деревенеет и ноги пускают корни в холодную землю, и волосы шуршат, как листья, и весь он обращается в такое же бездушное, безжизненное дерево.

Пришла ночь. Месяц вышел на небо и заглянул в лес. Юн поглядел и увидел, что месяц движется так низко, что даже задевает за вершины деревьев и прыгает между ветвей, как белая жаба. Ещё минута – и месяц спустился на землю и стал подходить к колдуну.

Он был странен с виду. Тело у него было, как тело Дракона, а лицо, как лицо полной луны, и это лицо в то же время было огромным глазом, и его холодный блеск заглядывал в самую душу.

– Дай, что обещал, – сказал Лунный Рек.

– Нету, – коротко отрезал Юн.

Рек говорил, очевидно, о белой телице.

– Ну, племя дай…

– Не дам, – крикнул сердито Юн, – жадная тварь!

Дракон немного подождал и пожевал той странной щелью, которая у него была под светлым диском и заменяла рот.

– Ну, половину дай, – сказал он примирительным тоном.

– Не дам, уйди, – кричал Юн.

– Худшую, больную, – просил Лунный Рек, – что тебе стоит?

Он даже облизнулся и лукаво посмотрел на Юна.

– Уйди, – повторил Юн с угрозой и сжал топор. – Не дам ничего!..

Но в это время с вершины дерева упал слабый голос, как шелест ветра в листьях: «Отдай!..»

И от этого мёртвого голоса, знакомого, любимого и странного, Юн в ужасе сорвался с места и побежал куда глаза глядят. Два дня и две ночи бегал он по лесу, не разбирая дороги, забиваясь в самую глушь и опять выходя на поляны и чистые места. Без сна, без еды он скитался, как олень, обезумевший от мошкары, и не находил места, и временами ему являлся загадочный Рек с круглым лунным лицом, одноглазым и светлым, и настойчиво просил по-прежнему: «Дай половину…» Только на третье утро Юн немного пришёл в себя, напился из ручья, освежил себе лицо водой и направился обратно к пещере.

Два дня и две ночи мрачно прошли для племени Анаков. Солнце Отец не принял жертвы или, быть может, он был бессилен перед гневом Дракона. Ибо страшная болезнь росла с каждым часом и забирала новые жертвы. Прежде всех она забрала Майру и, не дав ей очнуться от красного хмеля, умертвила её как камнем по голове. Потом унесла Яррию и быстроногого Альфа, и маленькую Милку, и ещё других, взрослых и детей. И с раннего утра здоровые выбивались из сил, унося трупы далеко в открытое поле. Ибо законы Анаков не позволяли держать их на стойбище дольше одной ночи, да и страшно было оставлять их дольше, чтобы они следили за живыми своими потускневшими глазами.