Милая - читать онлайн книгу. Автор: Рене Карлино cтр.№ 9

Она тихо засмеялась.

– Отменно.

Что я наделала? Мы собирались стать друзьями, я сама сказала ему об этом. Вот так. Но, кажется, Уилл не руководствуется подобными правилами в своей жизни. Он напомнил мне отца, и я испугалась.

Повернувшись, я стала разглядывать многочисленные фотографии на стене кафе.

Среди прочих там были снимки моего отца с Бобом Диланом, Аленом Гинзбергом, Энди Уорхолом, группой «The Clash», Уилли Нельсоном и Патти Смит. Я задумалась о будущем нашего кафе. Хотя Ист-Виллидж стал теперь куда более безопасным местом для жизни молодой одинокой девушки, я скучала по той безвозвратно ушедшей культурной среде. Кафе «У Келли» пользовалось популярностью, но времена изменились. Мы по-прежнему принимали компанию преданных завсегдатаев, а также клиентов, посылаемых нам рестораном «У Сэма», которым хотелось посидеть и насладиться десертом после ужина, но в утренние часы в кафе было до отвращения безлюдно. Большинство кафе превратились в фастфуды, куда заходят выпить утренний кофе-латте в бумажном стаканчике. Отец отказывался следовать этим правилам. В нашем кафе не подавали кофе «навынос». Однако в былые дни Ист-Виллидж был захудалым районом, где начиналась эра панк-рока. Свобода и творчество цвели буйным цветом, что притягивало людей в такие места, как кафе «У Келли». С течением времени все это ушло, я не была полностью уверена, что как-нибудь приспособлюсь.

Когда бы мне ни требовалось принять решение, мне нужно было услышать мнение матери. Я понимала, что мы с ней разные, я была уверена в этом. В конце концов, я была папиной дочкой. Но иногда я чувствовала, что она прожила более осмысленную жизнь. Меня привлекали безопасность и предсказуемость ее продуманных планов. Она была здравомыслящей и принимала здравомыслящие решения. Впрочем, хотя моя мать была наиболее основательной из двух родителей, я по-прежнему внимала словам своего отца, его страсть была заразительной. В последний раз, когда мы разговаривали с отцом, он напомнил мне о том, что нужно дарить любовь и получать ее взамен, и что я не должна зацикливаться на своем будущем. Это был необычный разговор между отцом и дочерью, но потом мы с ним больше никогда так не говорили.

С другой стороны, советы моего отчима были более логичными и обычно облекались в форму письменного упражнения. Если мне нужно было принять решение, он говорил что-нибудь вроде: «Набросай для меня список доводов «за» и «против», принцесса». Как правило, мать стояла у него за спиной и кивала в полном согласии с ним. Перед моим отъездом в Европу он настоял на том, чтобы я составила подробный маршрут, с учетом расписания поездов и прогноза погоды. Это было перебором, но пригодилось.

Отец перед моим отъездом в Европу сказал лишь: «Оторвись по полной программе, душечка, но держись подальше от опиума и кварталов красных фонарей».

В последние годы, при каждом телефонном звонке, отец, называя меня по имени, цитировал Артура Рубинштейна: «Помни, Миа, «Люби жизнь, и жизнь в ответ полюбит тебя». Он был вечным влюбленным и оптимистом; относясь к этому серьезно, он хотел, чтобы я делала то же самое. Я подумала, что они с Уиллом поладили бы друг с другом.

Когда в кафе зазвонил телефон, я стояла за стойкой. Марта схватила трубку и ответила певучим голосом:

– Чудесное утро «У Келли»… О, привет, Лиз, как дела?

Я прислушивалась к тому, как Марта разговаривает с моей матерью. Я стояла к ней спиной, лицом к залу, но ловила каждое слово.

– Да, дорогая, Миа вполне приспособилась… Правда?

Я повернулась и, выбросив руку вперед, беззвучно шевеля губами, спросила Марту:

– Что?

Пожав плечами, она продолжала слушать.

– Я не уверена, Лиз. Впрочем, Миа сейчас здесь, если ты хочешь поговорить с ней. Я лихорадочно затрясла головой, ясно давая понять, что не хочу этого. Удивленно вскинув брови, она передала мне трубку. Я взяла ее, но немного помедлила, прежде чем поднести к уху. После того как Марта исчезла на кухне, я посмотрела на Дженни, до которой все доходило медленно. Рванув к кофемашине, она включила древнее чудовище.

– Ой, привет, мама! – выкрикнула я. – У нас тут полно дел, и я не знаю, расслышу ли я тебя сквозь шум кофемашины, но у меня все отлично, все замечательно! Я перезвоню попозже!

– Хорошо, дорогая, я просто хотела сообщить тебе, что приезжаю на следующей неделе. Одна. Я скучаю по тебе!

– Ладно. Целую.

– Я тоже целую тебя, будь здорова.

Дженни выключила машину, а я тупо смотрела на нее. Она знала – я не хочу, чтобы моя мама узнала о том, что я пригласила Уилла пожить у меня.

– Миа, ты взрослая девочка, а Уилл, кажется, прекрасный парень. Я уверена, в Брауне разнополые студенты спали вместе. Что твоя мама думала об этом?

– Нет, Дженни, мама неодобрительно относится к татуированным бедным артистам, в том числе к музыкантам.

– Да, но отца она очень любила, «потому что ты здесь» ^[4]. Она улыбнулась.

Дельное замечание. Может ли мама читать мне наставления на этот счет? Уилл будет просто моим соседом по квартире, я не спала с ним, и между нами не было двенадцатилетней разницы в возрасте, в отличие от них с отцом. По сравнению со мной она была испорченным ребенком.

По окончании колледжа я год путешествовала по Европе вместе с тремя соседками из Брауна. Поездку полностью оплатили бабушка и дедушка. Они сказали, чтобы я насладилась свободой, потому что надеялись: я вернусь повзрослевшей. В Европе я не пропускала ни одного музея, много времени проводила, слушая живую музыку, и еще больше – с бокалом вина.

Тем не менее я была единственной из девушек, кто не менял парней каждую ночь. Предложений была куча – европейские парни не сдерживают своих чувств. Помню, однажды в Барселоне я познакомилась с красивым баском с подходящим именем Ромео. Мы моментально поладили, меня сильно тянуло к нему. Я мягко отклонила предложение переночевать у него, потому что собиралась рано вставать. В мои планы входило сесть на поезд в Мадрид, отправлявшийся в три часа ночи. Мне до смерти хотелось вернуться в музей королевы Софии, чтобы подольше постоять у «Герники» Пикассо. Я подумала, что раз мы с Ромео явно понравились друг другу, то я приглашу его в Мадрид. Он признался, что никогда не был в музее королевы Софии. Я подумала, какому же баску не захочется увидеть это удивительное произведение искусства, имеющее такое большое историческое значение для его народа? Но, не проявив интереса, он отклонил мое предложение и продолжил поиск женщины, которую мог бы затащить на ночь в постель.

На следующий день я стояла перед огромной «Герникой», размышляя о том, что думал Пикассо, когда мне пришло в голову, что важнее было то, что он чувствовал, как он передал чувства в своем искусстве, которое вдохновляло меня. Так и началась моя тайная и подавляемая одержимость чувствительной, метущейся душой художника. Одержимость, с которой я продолжала изо всех сил бороться и в которой не призналась бы никому, даже себе.