Цинга, ишиас, начинающаяся слепота – вот неполный перечень болезней, которыми страдала Мария Спиридонова. Но она держалась.
Держалась, сколько могла. И только бумаге доверяла свою неуемную боль. После того, как ее перевели в печально известный Орловский централ, в ее записях появились более трагические мотивы.
«Я всегда думаю о психологии целых тысяч людей – технических исполнителей, палачей, расстрельщиков, о тех, кто провожает на смерть осужденных, о взводе, стреляющем в полутьме ночи в связанного, обезоруженного, обезумевшего человека.
Самое страшное, что есть в тюремном заключении, – это превращение человека в вещь. Применение 25 или 10 лет изоляции в моих глазах равноценно смертной казни, причем последнюю лично для себя считаю более гуманной мерой. Проявите на этот раз гуманность и убейте сразу!»
11 сентября 1941 года «гуманность» была проявлена, и по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР Мария Спиридонова, которой исполнилось 56 лет, была расстреляна… Расстреляна, но не так, как она воображала. Не было ни «взвода», ни «полутьмы ночи», и уж, конечно, никто не связывал ей руки. Все было гораздо проще и примитивнее: ее вывезли на окраину Медведевского леса, поставили на краю заранее вырытой ямы и какой-то мужик в форме НКВД выстрелил ей в затылок. Им мог быть один из братьев Шигалевых, а если они были заняты, то кто-то из их старательных учеников.
Казалось бы, зачем Спиридонову расстреливать? В разгаре война, немцы на подходе к Москве и Ленинграду, надо рыть окопы, создавать народное ополчение, эвакуировать фабрики и заводы, но чекистам не до этого: они занимаются тем, к чему привыкли, и, вместо того, чтобы стрелять в немцев, стреляют в затылки ни в чем не повинных соотечественников.
Вторая жизнь Фейги Каплан
Трудно сказать, кому это понадобилось, но в 1922-м дело Фейги Каплан было извлечено на белый свет и началось новое расследование обстоятельств покушения на Ленина. При более детальном изучении сохранившихся документов невольно приходишь к выводу, что задачей расследования были не поиски истинных организаторов и исполнителей террористического акта, и тем более не реабилитация Фейги Каплан, а претворение в жизнь завещанного Свердловым постулата, что все это – дело рук правых эсеров. Если бы удалось это доказать, то руководителей эсеров можно было бы объявить вне закона и арестовать, а партию назвать преступной и разогнать.
Подготовительная работа по ликвидации этой партии началась еще в 1921 году. Занимался этим секретный отдел ВЧК во главе с известным в те годы мастером политического сыска Яковом Аграновым. Имея четырехклассное образование, Янкель Шмаевич (это его подлинное имя-отчество) начал с должности уполномоченного Особого отдела ВЧК и дорос до заместителя наркома внутренних дел СССР. В 1938-м, правда, был расстрелян и, что характерно, так и не реабилитирован.
Агранов работал филигранно и довел дело до судебного процесса, который в течение 48 дней проходил в Колонном зале Дома Союзов. В основе обвинений представшим перед судом 34-м руководителям партии лежала брошюра некоего Семенова «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 годы».
Григорий Семенов был типичным перебежчиком, а проще говоря, предателем, завербованным большевиками. Будучи руководителем боевой группы партии эсеров, он был арестован чекистами. Понимая, что его могут расстрелять, Семенов не стал особенно упираться, когда ему предложили, оставаясь эсером, работать на ВЧК. Письменных обязательств с него брать не стали, достаточно было его устного заявления, правда, при весьма высокопоставленных свидетелях.
– Мои политические взгляды коренным образом изменились, – сказал он. – Я пришел к признанию необходимости диктатуры пролетариата.
Правила были таковы, что кто-то должен был за него поручиться, иначе говоря, взять на поруки. И, знаете, кто это сделал? Авель Енукидзе, который в те годы был секретарем Президиума ВЦИК. По его же рекомендации через некоторое время Семенова приняли в партию большевиков: само собой разумеется, это было сделано тайно, так как новоиспеченный агент ВЧК официально оставался эсером.
Выполняя задания чекистов, Семенов частенько ездил за границу и там познакомился с набирающим силу писателем и литературоведом Виктором Шкловским. Тот вел дневник, и вот что написал о Семенове.
«Это человек небольшого роста, в гимнастерке и шароварах, но как-то в них не вложенный, со лбом довольно покатым, с очками на небольшом носу. Верхняя губа коротка. Говорит дискантом и рассудительно. Тупой и пригодный для политики человек».
Как раз в эти дни у Агранова созрела идея публичного разоблачения эсеровской партии одним из активнейших, а теперь раскаявшихся ее членов. Семенов получает задание письменно «разоблачить партию социалистов-революционеров перед лицом трудящихся, открыв темные станицы ее жизни, неизвестные ни коммунистам, ни большинству рядовых членов эсеровской партии».
В январе 1922 года рукопись была готова. Ознакомившись с ней, члены Политбюро для пущей важности решили издать ее за границей, а потом переиздать в России. Заместитель председателя ГПУ Иосиф Уншлихт (ВЧК в феврале 1922 года упразднили, переименовав в Государственное политическое управление – ГПУ) не придумал ничего лучшего, как напечатать эту брошюру в своей типографии, указав тираж и место издания в выходных данных.
В принципе, для начала процесса все было готово, но, еще раз обдумав ситуацию, Агранов решил, что одного свидетеля мало, и подключил к этому делу Лидию Коноплеву. Тот же Шкловский описывал ее как «блондинку с розовыми щеками и вологодским говором». Будучи секретарем эсеровской газеты, а потом членом боевой группы, она с 1918 года работала на ЧК. В партию большевиков, как и Семенов, она вступила тайно, а рекомендацию ей дал не кто иной, как Николай Бухарин. Через шестнадцать лет, среди других прегрешений, ему припомнят и это.
Надо ли говорить, что вся боевая работа эсеров, все их задумки и планируемые теракты были заранее известны на Лубянке, и то, что они состоялись, по меньшей мере странно. Уж не с санкции ли руководителей ВЧК они происходили? Вопрос, конечно, дикий. Но как тогда объяснить бездействие чекистов, если Семенов и Коноплева о тех или иных покушениях и взрывах сообщали заранее?! Утверждение о том, что таким образом собирался компромат на партию, чтобы впоследствии организовать судебный процесс, не выдерживает никакой критики – ведь тогда возникает вопрос о жертвах, а они были, причем в самых верхних эшелонах власти.
А что же с покушением на Ленина, которое, по словам Семенова и Коноплевой, было организовано и осуществлено ими, к этому времени лишь формально состоявшими в партии эсеров, а на самом деле правоверными чекистами? Вот как описывал эту акцию Семенов в своей брошюре.
«Охота на Ленина началась с того, что город разбили на четыре части и были назначены четыре исполнителя. В часы, когда идут митинги, районный исполнитель дежурит в условленном месте, на каждом крупном митинге присутствовал кто-нибудь из боевиков. Как только Ленин приезжал на тот или другой митинг, дежуривший на митинге боевик сообщал об этом районному исполнителю, и тот немедленно должен был явиться на митинг для выполнения акта. Среди исполнителей были: Каплан, Коноплева, Федоров и Усов.