1.
ShamRain – Passing Shadows
Хриплое дыхание вырывается из моего рта вместе с паром, растворяясь в холодном утреннем воздухе. Лёгкие горят от нехватки кислорода, щёки пылают, ног я почти не чувствую – я бегу уже двадцать минут по пустой улице. Несмотря на пробежку, мои руки холодные, словно я недавно держала их под струёй ледяной воды. Пальцы не слушаются, и я понимаю, что почти не могу согнуть их.
4 утра. Солнце медленно начинает появляться из-за горизонта, и предрассветное небо постепенно становится бледно-розовым – июнь в этом году обещает быть тёплым.
Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и осматриваюсь. В наушниках играет тихая мелодия группы ShamRain, накрывающая все мои мысли и не позволяющая думать ни о чём, кроме слов песни и подкашивающихся коленях, которые норовят подвести меня и поцеловаться с асфальтом.
Футболка взмокла, волосы, собранные в хвост, растрепались, и мне приходится убрать выбившуюся прядь за ухо, чтобы она не мешалась.
Город всё ещё спит. Пустые улицы окутывает тишина, и складывается такое впечатление, что все жители просто взяли и исчезли и что в этом мире нет никого, кроме меня. Я осматриваю ровно подстриженные газоны, красивые домики с маленькими заборчиками, замечаю флаг США, неподвижно замерший из-за безветренного утра.
С ужасом понимая, что меня охватывает дикое безразличие, я срываюсь с места и продолжаю свою пробежку. Щёки пылают, хочется остановиться и присесть на ближайшую скамейку, но я этого не делаю. И не потому что скамеек поблизости нет – я наоборот ускоряюсь, чтобы довести своё тело, а главное разум до вымотанного состояния, чтобы у меня не осталось сил ни на движения, ни на мысли.
Занятия в школе начинаются в девять – у меня есть несколько часов, чтобы вернуться домой, принять душ, позавтракать и доделать некоторые задания. Потом приедет школьный автобус, чтобы забрать моего соседа на занятия, а я как обычно сяду в машину матери и буду слушать скучную классическую музыку.
Моя мама виолончелистка. Она мечтала колесить по стране и выступать на концертах классической музыки, но у неё ничего не получилось. Она встретила моего отца, забеременела, вышла за него замуж и позабыла о своих планах. Теперь она работает в музыкальной академии, преподаёт уроки игры на виолончели, и каждое утро подвозит меня на занятия, потому что её работа находится по пути в мою школу.
Я ненавижу классическую музыку. И все попытки матери привить мне любовь к музыкальным инструментам провалились. Я не собираюсь осуществлять её несбывшиеся мечты только потому, что у неё не хватило на это сил. Я – не она.
Хотя отец всегда говорил, что мы с ней очень похожи. Наверное, поэтому у нас с ней в последнее время не складываются дружеские отношения.
Я всегда любила больше отца, мы находили общий язык даже в самые трудные моменты. Он военный, часто в разъездах. Участвует в боевых операциях, командует отрядами, иногда его посылают в горячие точки.
Он не был дома уже больше трёх месяцев, и я безумно скучаю по нему.
Музыкант и военный. До сих пор не могу понять, каким образом мои родители умудрились полюбить друг друга.
Бок начинает колоть и силы постепенно покидают меня, но я уже вижу впереди очертания своего дома. Мамина красная машина перед закрытым гаражом, плотно занавешенные окна, дерево перед домом, на котором когда-то висели качели. Я помню, как в детстве просила папу сделать на нём домик, но у него так и не дошли до этого руки, а теперь он мне и не нужен.
Я сбавляю скорость и постепенно перехожу на шаг, упираясь рукой в бок и пытаясь избавиться от боли. Еле переставляя ватные ноги, я подхожу к дому и из последних сил добираюсь до белоснежной двери. Она открыта – я знаю, что мама ещё не проснулась, а я её даже не запирала. Тихо приоткрыв её, я захожу внутрь.
Сонная атмосфера наваливается на меня тяжёлой массой, и я вдруг понимаю, что чертовски хочу спать. 4 утра. Зачем я просыпаюсь каждый день в это время и выхожу на пробежку, я ума не приложу. Нормальные люди сладко спят в своих тёплых постелях, а я как сумасшедшая нарезаю круги по улице.
Обычно я не возвращаюсь в кровать после тренировки, иду в душ, перекусываю, доделываю домашние задания, иногда успеваю послушать музыку или посмотреть фильм, но вот именно сегодня мне почему-то жутко хочется спать. Я скидываю кроссовки – один из них заваливается на бок – и плетусь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж и оказаться у себя в комнате.
Я зеваю и потираю глаза. Раздеваться сил нет, поэтому я прямо в одежде заваливаюсь на кровать, перед этим бросив телефон в кресло и даже не выключив музыку. Наушники свисают с края и почти дотягиваются до пола.
Я утыкаюсь носом в подушку и практически сразу засыпаю.
2.
Massive Attack – Dissolved Girl
– Эмма, иди завтракай! – громкий крик матери, которая явно зовёт меня спуститься вниз уже не в первый раз, заставляет моё сознание резко и мучительно вырваться из лап сна.
Я вздрагиваю и немного приподнимаюсь на локте – сердце бьётся так быстро, словно я только что пробежала несколько километров, и я не сразу понимаю, что происходи. Где я? Кто я? Что я здесь делаю?
Яркое солнце ослепляет – я морщусь и отворачиваюсь от окна, осматриваю идеально-чистую комнату, сумку на полу, из которой торчат тетради и книги, мятую одежду на кресле и будильник. Сейчас уже почти половина девятого – очередная волна страха накрывает меня с головой, и я вскакиваю с кровати, бегом направляясь в ванную.
– Я проспала! – ору я маме, совершенно не ожидая, что та ответит мне.
И как вообще я умудрилась уснуть после утренней пробежки и забыть завести будильник? Такое со мной впервые. Обычно у меня вечная бессонница – я плохо и, признаться, совершенно мало сплю.
Наспех почтив зубы и умывшись, я привожу свои пепельные волосы в порядок, неровно крашу ресницы, чтобы мои яркие зелёные глаза казались немного привлекательнее, выливаю на себя полбанки маминых духов – я ведь так и не была сегодня в душе после пробежки – и возвращаюсь в свою комнату. Мне требуется меньше пяти минут, чтобы надеть школьную форму, схватить сумку и помчаться на кухню. Я быстро спускаюсь по лестнице – юбка задирается, и я поспешно поправляю её – влетаю на кухню и сажусь за стол, бросая сумку на пол.
Матери нигде нет, но передо мной уже стоит тарелка с яичницей и стакан с молоком. Ненавижу яйца, но привередничать сейчас нет времени, потому что я знаю, что ровно в восемь часов тридцать пять минут мама выходит из дома, чтобы сесть в машину и уехать на работу, и ждать, пока я нормально поем, эта женщина явно не будет. У меня есть две минуты – я запихиваю в рот яичницу и, практически не прожевав, глотаю.