Сжимаю челюсть, скрипя зубами.
— Я не слышу.
Сука.
— Понял, — неохотно.
Короткие гудки. Отключился. Он просто взял и отключился после всего, что я ему наговорил. Урод.
Зло замахиваюсь и выбрасываю бутылку в стену — та не долетает до нее и падает на пол, так и не разбившись. Катится по полу. Шумно вздохнув, я устало падаю в кресло, проводя ладонями по лицу.
Долго смотрю на заставку телефона — Элли, моя милая крошка. Где ж тебя, сука, носит?
Набираю номер Костяна, чтобы извиниться за брата и узнать, не убила ли его Ирка. Или он ее.
Но Назар не отвечает. Пробую дозвониться до Элли — тоже тишина. Они что, сговорились все сегодня?
Поднимаюсь на ноги — бросаю сотовый на диван и иду к балкону. Курить. Надо срочно покурить, иначе я свихнусь.
Свежий воздух успокаивает, и я расслабляюсь. Чиркаю зажигалкой, вдыхая едкий дым, заполняющий легкие. Да, то, что доктор прописал.
Эта семейка когда-нибудь доведет меня до нервного срыва. Особенно отец, неожиданно решивший взяться за мое воспитание. Да по любому Артем его надоумил. «Это пойдет ему на пользу». «Давно пора взяться за него». «Он просто невоспитанный ребенок, пора запретить ему делать все, что он хочет».
Так и слышу его тошную интонацию. Вот сидит он у себя на золотом троне в ожидании, что скоро отец перепишет компанию на его имя, и сидел бы дальше! Нет, нужно до меня докопаться.
Иногда мне кажется, что я приемный. Но нет, глаза, как у матери. Да и на деда в молодости похож. Но ведь это не показатель…
Может, тест ДНК сделать? Хм, а это мысль…
Слышу громкий звонок мобильника, который я оставил на диване. Да кто там еще?
Выбросив сигарету с балкона, я возвращаюсь в квартиру. Хоть бы не отец. И не Артем. Умоляю.
Мольбы услышаны — на экране светится симпатичная фотография моей девушки. Сердце радостно подскакивает, пускаясь в цыганские пляски, но я одергиваю себя, пытаясь избавиться от глупой улыбки.
Так, Стас. Она тебя продинамила. Ты должен сделать вид, что обиделся. Ты же обиду кинул? Кинул же?
— Да, — делаю тон холодным.
В прочем, после разговора с отцом, особых усилий на это не требуется.
— Зайка! — звонкий голосок с другого конца трубки. — Котик, прости. Я так забегалась со своими делами, что совсем потеряла счет времени. У меня тут такое! Ты не представляешь. Думала, что с ума сойду. Ты не обижаешься, милый?
Кривлюсь. Я обижаюсь. Обижаюсь, черт возьми! Сегодня ровно месяц, как мы познакомились. Почти что праздник. Это даже лучше, чем годовщина… Так что я обиделся.
— Нет, — слабак. — Что-то серьезное было? Ты на звонки не отвечала.
— Ой… — она радостно вздыхает. — Завтра увидимся, и я тебе все в подробностях расскажу. Как там прошла вечеринка? Ты Ирку не обижал?
— Не-е-ет, — тяну я, вспоминая, как девушка весь вечер воевала с Костей. — Никто ее не обижал. Ей было весело… — ага, так весело, что плакать хочется. Один факт того, что ее Назар в машину запихнул, чего стоит. — Она уже домой ушла, так что…
— Да? — расстраивается. — Я ей звоню, она не отвечает.
Странно. Костя тоже трубу не берет. Не может же быть, что они…
Пф-ф-ф. Нет, бред какой-то. Эти двое скорее прирежут друг друга, чем окажутся в одной постели.
— Может быть, спать уже легла. Или не слышит, — предполагаю я. — Жаль, что тебя не было. Я скучал…
Сажусь на диван, пытаясь прогнать тоскливую дрожь в груди.
— Я тоже очень скучала, котик, — делает обиженный голосок. — Очень-очень. Мне так жаль, что я не смогла приехать. Прости…
— Да забей, — отмахиваюсь. — Завтра увидимся?
— Конечно, милый.
Я улыбаюсь, уже представляя долгожданную встречу. Сколько мы с Элли не виделись? День? Два? Кажется, что целую вечность. Еще одной такой я не вынесу.
— Ладно, котик, я так устала за сегодняшний день! Сил нет. Пойду спать. До завтра, — она чмокает воздух.
— Спокойной ночи, — улыбаюсь. — Целую.
Снова короткие гудки. Да чтоб их.
Бросаю сотовый на диван и шумно вздыхаю. Ну, ладно. Завтра, так завтра. Все проблемы буду решать утром, а сейчас пусть все катится в ад…
Ложь 10. Ира
Ложь, предотвратившая беду, Лучше правды, сеющей вражду. (Персидское изречение)
Костя хватается за левый бок — сквозь его пальцы я вижу проступающую жижу вязкой багровой крови, пропитывающую футболку. Словно сок спелой сочной черешни, липкой паутиной пачкающий губы и руки неумелого ребенка.
Я слышу лишь свой медленный выдох, в то время, как весь остальной мир становится немым, будто кто-то выключает громкость телевизора.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
— Ты че, шакал?! — рык Назарова оглушает, словно гром.
Костя хватает бугая за грудки и рывком притягивает к себе, со всей силы ударяя головой в лицо. Тот стонет, хватаясь за нос, и отшатывается. Нож падает на асфальт и звенит громче, чем должно быть на самом деле.
— Назар… — тот, что с фингалом, пытается вмешаться, но Костя вдруг нагибается и подбирает нож с окровавленным его же собственной кровью лезвием. — Остынь, чувак.
Предмет в его руке ловко складывается, а потом снова раскрывается, будто Костя пытается показать, что умеет обращаться с холодным оружием. Делает шаг вперед — его слегка шатает в сторону, наверное, из-за боли. Направляет лезвие сначала на фингала, а потом на тощего. Остальные двое топчутся в стороне.
У меня дрожат пальцы, и я сжимаю их в кулаки. Стискиваю зубы. Да что они тут устроили? Это же статья. Нападение, причинение вреда здоровью. Сколько за это дадут? Если бы отец узнал, во что я ввязываюсь, застрелился бы из своего табельного.
Черт, сейчас вообще не время думать об этом.
Костя ранен, и нужно понять, насколько серьезно.
Бугай сплевывает, держась за нос, — все его лицо в крови. Видимо, сломана перегородка. Но это мелочи, по сравнению с ножевым ранением.
— Костян, ты это… — фингал отступает, шмыгая носом. — Не горячись, ладно. Мы щас свалим. Только спокойнее…
— Сука, — сплевывает Назаров.
Он похож на дикого волка, готово наброситься на обидчиков и разорвать им глотки. Даже мне становится неуютно, глядя на этого парня. Но, неужели, он такой страшный, когда злится, что даже четверо гопников испытывают ужас рядом с ним?
— Валим, пацаны, — командует фингал.
Отступает, пристально смотря на Костю. Только оказавшись на безопасном расстоянии, он разворачивается и пускается в бегство.