– Это почему же? Что изменилось за два дня?
– Я боюсь тебя.
– Классно! Ты двое суток разбиралась в своих чувствах и поняла, что боишься меня?
– Я боюсь, что приду к тебе домой, ты скажешь: «Оставайся», – и я останусь. Ты действуешь на меня как удав на кролика. Я ведь сбежала не потому, что захотела поиздеваться над тобой, я просто испугалась, что приду к тебе и на этом моя свобода закончится.
«Ха-ха! – засмеялся во мне мой веселый циничный двойник. – Она «боится»! Ха-ха-ха! «Свежо предание, да верится с трудом». Где это видано, чтобы кролики сами напрашивались к удаву в гости? «Эй ты, удав, выползай из леса, гипнотизировать нас будешь!» Ты, Лизонька, как Кашпировский, даешь мне установку: «Не отпускай меня от себя, не отпускай!» Не отпущу. Можешь не сомневаться».
– Лиза, в субботу я буду ждать тебя на том же месте, в тот же час. До субботы я просто не смогу вырваться, но если ты скажешь, что хочешь видеть меня, я плюну на все и примчусь к тебе.
Лиза вздохнула так, чтобы я отчетливо услышал ее грустный вздох: «Я так и знала, что ничего хорошего не получится!», что в переводе с языка вздохов означает: «Какой вы наглый, молодой человек! Приятно сознавать, что я в вас не ошиблась!»
– Лиза, в кафе будем заходить? Я в субботу снял заказ, так что нас там ждут в любое время.
– Не хочу я в кафе! – капризно заявила она. – И к тебе домой не хочу. Ты ко мне приставать будешь.
– Жуть какая! Лиза, а почему это я только у себя дома к тебе приставать буду? Так дело не пойдет. Сегодня вечером жди меня. Я вызову тебя в подъезд и начну там приставать. Ты целовалась в подъезде? Классное местечко. Главное в подъездных поцелуях – это не потерять бдительность и не собрать спиной всю побелку со стен. Ты чего замолчала? Прикидываешь, как это будет выглядеть?
– Я сегодня работаю допоздна, не вздумай ко мне приходить.
– Приду-приду! Сяду на лавочке у подъезда и буду тебя поджидать. Пускай все соседи видят, что ты стала взрослой девочкой.
– Андрей! Ты…
– В субботу я буду ждать тебя у первого подъезда, – безапелляционным тоном заявил я. – Лиза, всю неделю у нас в городе будет сложная оперативная обстановка, и я буду весь задерганный, весь на нервах. Я не могу, а вернее, не хочу разрываться между тобой и работой. К концу недели напряжение спадет, и я буду весь твой. Захочешь, пойдем ко мне домой, а не захочешь, будем до утра на лавочке сидеть.
– Андрей, кого вчера хоронили? – понизив голос, спросила Лиза.
– Встретимся, я тебе все расскажу. По телефону нельзя государственные секреты выбалтывать. Товарищ майор, последнюю фразу записать успели?
– Какой майор? – не поняла Лиза.
– Не могу объяснить почему, но у нас считается, что телефонные переговоры сотрудников милиции прослушивает некий майор КГБ. Чушь, конечно. На всех ментов никаких майоров не хватит, но кто его знает!
– Ты это серьезно говоришь? Андрей, мы сейчас с тобой разговариваем, а кто-то сидит и нас подслушивает?
– Конечно, слушает. Ему за это зарплату платят.
– Ужас какой! Я с тобой откровенничаю, а посторонний человек…
– Да наплюй ты на майора! Ты что думаешь, он придет к тебе мораль читать? Если придет, я ему в зубы дам. Это шутка, товарищ майор! Шутка.
– Андрей, я уже ничего не понимаю, когда ты серьезно говоришь, а когда – нет.
– В субботу, Лиза, в субботу! Я приду к тебе измученный и усталый, упаду к твоим ногам и прошепчу: «Лиза, вдохни в меня жизненные силы!» И ты улыбнешься мне, и солнце засияет, и птички запоют. Но до субботы, Лиза, пусть каждый день дождь идет, не так обидно будет.
– Какой дождь, мне по участку всю неделю ходить.
– Пускай дождь идет только над моей головой, а над твоей просто будет пасмурно. Целую тебя, – чмокнул я трубку.
– Прямо в ухо! – возмутилась Елизавета. – Мог бы предупредить. Все, пока, до субботы.
Я положил телефон, довольно улыбаясь, посмотрел в окно.
– Ровно полчаса, – сказал Айдар. – Рекорд нашего кабинета. Это ты с лечащим врачом своей дочери столько разговаривал?
– Будь моя воля, я бы сейчас забросил все служебные дела и помчался к ней. Сегодня Лиза работает с обеда, так что парочку часов я мог бы… мог бы… мог бы я. М-да, вот так работа пожирает личное счастье.
– Съезди к ней, если так хочешь. Малышев будет искать, я скажу, что ты выехал на срочную встречу с агентом.
Я потянулся на стуле и поморщился от боли.
– Что с тобой? – удивился Айдар. – Спина болит?
– Простыл где-то или радикулит начинается. Вот тут покалывает, – показал я на поясницу.
На самом деле жгло у меня гораздо выше, в районе лопаток. Это Альбина вчера специально расцарапала мне всю спину сверху донизу.
«Я хочу, чтобы ты запомнил меня такой», – заявила она.
В качестве ответной мести я попытался поставить ей засос на шее, но Альбина взмолилась: «Андрюша, только не это! Муж убьет меня».
Я счел ее доводы разумными и мстить не стал.
От мыслей, летающих между ногтями Альбины и свиданием с Лизой, меня оторвал телефонный звонок.
– Привет, мой мальчик! Ты весь в делах? – спросил меня приятный женский голос.
– Здравствуйте, Валентина Павловна! – обрадовался я. – У меня все нормально, а как у вас?
– С твоим приездом будет еще лучше. Андрюша, пятого числа у меня освобождается хороший номер. Бери свою девчонку и приезжай, погостишь у меня недельку.
На несколько секунд я был сбит с толку: «девчонку» – это кого: Лизу или Арину? Конечно же, Арину, про Лизу Журбина ничего не знает.
– Надо подумать, Валентина Павловна. Начальство меня просто так не отпустит…
– Андрюша, начальство, дай ему волю, вообще бы все отпуска отменило, но ты будь настойчив! Если выпал шанс, то его надо использовать. Ты объясни своим полковникам, что у меня номера на все лето расписаны, а ребенку надо поправить здоровье в сосновом лесу. Хочешь, я справочку из детской поликлиники организую?
– Не надо. Если меня отпустят, то и без справки отпустят, а если упрутся рогом, то никакая поликлиника не поможет. Валентина Павловна, я все уточню и завтра перезвоню.
– Давай, до завтра. – Журбина замолчала, но первой трубку не положила. Я насторожился.
– Андрюша, – вернулась на линию Валентина Павловна, – Юра Машковцов не нашелся?
– Пока нет, – заинтересовавшись вопросом, ответил я.
– Приезжай, я тебя жду. – На сей раз в трубке раздались гудки отбоя.
Следуя совету Журбиной, я написал рапорт на отпуск и пошел к Малышеву. Николай Алексеевич, выслушав трогательную историю о больной дочери, отпуск разрешил, но поставил условие: