«Запомните, – говорили преподаватели в Высшей школе милиции, – инициативный и смекалистый опер любую корову в стаде разговорит, а у тупого и пассивного сыщика даже пастух будет мычать. К каждому человеку нужно найти свой подход».
Я улыбнулся девочке, выложил на стол перед ней песенник.
– Откуда он у вас? – встрепенулась Лена.
– Из твоего стола забрал. Признаюсь честно, я перечитал твой песенник от корки до корки и сделал вывод: ничего не изменилось с годами! Что во времена моей юности девушки рассказ «Фараон» переписывали, что сейчас, что тогда про картошку писали…
Кислицына с интересом посмотрела на меня.
– «Любовь не картошка, не выкинешь в окошко», – напомнил я.
– Когда вы учились в школе, девочки давали вам свои песенники читать? – В Лене стал пробуждаться интерес к жизни. Она встретила взрослого человека, с которым можно поговорить на понятные ей темы.
«Мы идем в верном направлении, девочка, – подумал я. – Больше всего сейчас тебе необходимо выговориться, почувствовать, что мир вокруг тебя не замкнулся в стенах детского приемника-распределителя».
– Ты знаешь, Лена, я не встречал ни одной девочки, которая бы хранила свои записи в тайне. По-моему, вся суть песенника в том, чтобы на нужной странице написать: «Мне нравится Вася К.» – и подсунуть тетрадочку Васе, пускай узнает о девичьих чувствах. Не всякая девочка решится первой сказать: «Ты нравишься мне», – а так – прочитает Вася запись в дневнике и вроде бы сам обо всем догадался.
– Почему обязательно Вася? – улыбнулась Лена.
– Не хочешь Вася, пускай будет Феофан или Лев. Ты не встречала мальчика по имени Лев? Со мной в классе учился Лев. Скажем прямо, жилось ему с таким именем несладко.
Минут двадцать мы говорили на подростковые темы, обсуждали дворовые стихи и песни. Постепенно Кислицына разговорилась, оттаяла.
– Вот смотри, – объяснял я, – в половине этих стихотворений несчастная любовь заканчивается беременностью и рождением ребенка. В жизни ведь так не бывает: что ни любовь – то ребенок!
– Почему, бывает! – замахала руками девочка. – Еще как бывает! У нас одна десятиклассница забеременела. Я сама у нее живот видела… Теперь не узнаю, кого она родила.
Лена, вспомнив об ожидающем ее детдоме, мигом погрустнела.
– Не горюй ты так! – подбодрил я Кислицыну. – Через два года закончишь восемь классов и забудешь о детдоме. Поступишь в училище или техникум и начнешь новую, практически взрослую жизнь.
– Я тоже об этом думала, но как два года прожить?
– Лена, а ты помнишь тот детдом, где ты была совсем маленькой?
– Так, чуть-чуть. Меня же тетя Вера к себе еще до школы забрала… Могу я вас попросить… Заберите эту тетрадь себе и сожгите ее. Я с собой этот песенник в детдом не повезу.
– Лена, ты не узнавала, в детдоме девочки песенники ведут?
– Там все по-другому. Я не хочу, чтобы этот песенник кто-то еще видел.
– Тогда давай поступим так: я заберу твои записи себе, запечатаю их в конверт и положу на хранение в сейф на работе. Когда ты поступишь в училище, тогда придешь и заберешь свой песенник в целости и сохранности. Я не хочу уничтожать частичку твоего детства. Она принадлежит только тебе.
– Как я вас найду?
– Придешь в любой отдел милиции и спросишь у дежурного: «Как мне найти Лаптева Андрея Николаевича из уголовного розыска?» Я записал для тебя свои данные, держи.
Девочка, прочтя записку, спрятала ее в кармашек домашней кофточки. В приемнике-распределителе дети ходили в своей одежде. В детдоме все поменяется: переоденут Лену в казенные вещички, и от домашних платьишек-юбочек останутся только воспоминания.
– Скажите, вы ведь не только из-за песенника приехали? – спросила девочка. – Вы же из милиции – значит, хотите что-то у меня узнать.
– Когда у тебя был следователь?
– Позавчера. Он мне все рассказал…
Лена всхлипнула, вытерла платочком глаза. Я налил ей из графина воды, подождал, пока девочка успокоится.
– Ты права, Лена, я хочу кое-что узнать. Есть одна деталь, которую знаешь только ты. Я уверен, ты много раз думала об одном разговоре, корила себя, что проболталась о семейной тайне. Поверь мне как профессионалу, ты ни в чем не виновата. Нападение на вашу квартиру бандиты совершили бы в любом случае. От тебя ничего не зависело.
– Следователь сказал мне, что тетю Веру…
– Да, ее убил сводный брат Андрея Вешнякова. И я уверен, что и Андрей-то не виноват. Он, как с близким человеком, поделился с братом твоей тайной, а тот решил воспользоваться информацией по-своему. Лена, когда ты рассказала Андрею про деньги в диване?
Она вздохнула, поднесла стакан с водой к губам, но пить не стала, поставила его на место. Я не спешил. Я уже все узнал.
– Зимой, после Нового года, мы с Андреем были у его друга дома. Тут пришли родители этого мальчика и всех выгнали на улицу. Мы пошли в подъезд, где всегда собирались, но оттуда нас тоже выгнали, и мы пошли в мой подъезд. Тогда-то я и рассказала, почему не могу позвать его к себе в гости.
– А ты была у Андрея дома?
– Нет. У него бабушка больная, а квартира маленькая, всего две комнаты. Он меня к себе никогда не звал… Так мы и встречались: то у наших друзей, то по подъездам стояли. Вы не подумайте, Андрей – хороший парень, если бы он знал, что все так получится…
– Давай больше не будем о грустном. У тебя дома не осталось каких-нибудь вещей, которые ты хотела бы взять с собой в детдом?
– Нет, я не хочу ничего с собой забирать. – Девочка посмотрела мне в глаза, приняла важное для себя решение и продолжила: – Я не все рассказала следователю. В тот день тетя Вера подошла к двери, спросила: «Кто там?» Потом стала открывать замки и крикнула мне: «Лена!», – и тут же раздался грохот, крики, потом все кувырком полетело, в комнату забежал мужик с ружьем… Тетя Вера, когда открывала дверь, хотела сказать: «Лена, к тебе пришли!»
– И кто это мог быть? – осторожно спросил я.
– У Андрея и его брата очень похожие голоса. Тетя Вера думала, что это Андрей пришел вызвать меня в подъезд, а оказалось… Тех, кто на нас напал, их правда убили?
– Оба мертвы.
– Так им и надо! – с ненавистью сказала девочка.
«Кровь, – подумал я. – Рано или поздно в ней проснется кровь Шахини, и тогда неизвестно, куда ее заведут вскипающие по любому поводу эритроциты и лейкоциты. Если она станет бригадиром маляров на стройке, то быстро выведет свою бригаду в передовики социалистического труда, а если попадет в тюрьму, то в точности повторит судьбу матери».
Попрощавшись с девочкой, я поехал на работу.
Вечером меня, Малышева и Клементьева вызвал к себе начальник областного уголовного розыска Шмыголь.