Купер не мог представить эту женщину, чью личность он только начал принимать, в качестве проститутки. Впрочем, мог ли он представить ее хоть в какой-то роли? Две ли стороны у монеты или только одна? Вокруг Леди, словно вуаль на сквозняке, трепетала тень старательно подавляемого страха.
– Улицы Неоглашенграда таят много всего странного, – увела она разговор от темы Истинной Смерти. Купер подумал, что если постарается и раскроет свой разум, то ощутит страх всех этих людей… целое море… и, быть может, захлебнется в нем. – Тебе известно про карточную игру, в которую нельзя выиграть?
– «Три шлюхи»? Да, Эшер предостерегал меня.
– Тогда, – кивнула Тея, – тебе должно быть известно и про три разновидности куртизанок, работающих в борделях Неоглашенграда?
Купер нахмурился и покачал головой.
– Их три? Этого я не знал. Мне известно только про кровавых шлюх – я хотел сказать, проституток жизни, ну или как там еще называют себя те, что умирают и оживают. Видел одну такую в Неподобии. Я… полагаю, я слышал ее страх. Скребущий шелест в моей голове. Она почти свихнулась от всего этого. Та еще штучка…
– Да. Штучка, пожалуй, наиболее близкое слово. – В голосе Клеопатры прозвучала горечь. – Проститутки жизни – это люди, превратившиеся практически в движимое имущество. Здесь, в Ля Джокондетт, мои братья и сестры сохранили в себе чуть больше человеческого, но мы точно так же заточены.
– Но если ты не проститутка жизни, тогда чем ты… занимаешься? – Он не смог придумать, как менее неловко задать этот вопрос.
– Если позволишь, Купер, я продемонстрирую тебе таланты, которыми мы с сестрами обладаем. Люди нашего города приходят к нам скорее за эмоциональной разрядкой, нежели за плотскими удовольствиями, хотя и те составляют часть нашей работы. Но мы с коллегами, как понимаешь, занимаемся не только разговорами. Яд в наших в венах наделяет клиентов даром прорицания, разворачивает перед их взором видения, раскрывает им запретные знания. Облегчение, которое мы даем, заключено не в благословении плоти, но в блаженстве судьбы. Я пробужу и твой собственный секрет, а затем поднесу зеркало к твоим раскрытым глазам.
– Хорошо, – не стал медлить Купер. – В смысле, да. Да, пожалуйста. Покажи мне мою судьбу! Если ты сможешь это сделать, я буду крайне признателен.
«Особенно если это объяснит, почему меня похитили», – подумал он, но вслух произносить не стал.
Леди развела руки и прошептала какую-то свистящую фразу, обращаясь к углам комнаты, а затем задернула шторы, скрывая от глаз кобальтовое утреннее небо.
– Может казаться неправдоподобным, но когда-то этот город процветал; я видела его таким собственными глазами в воспоминаниях одного очень, очень старого клиента. Он до сих пор скорбит по тем временам. Затем все перешло в руки смертных, и с тех пор наступила эра праха и упадка, а мои сестры и управляющие еще пытаются сохранять глянец, присущий тем дням, когда на протяжении целых эпох мы гордились своим трудом, а понятие «шлюха» еще не было в ходу. Я этого, разумеется, уже не застала, но, прибыв сюда, увидела Ля Джокондетт столь же безукоризненно чистым и сияющим. Мои умения привели меня, и с годами я стала здесь хозяйкой.
– Да, – едва слышно пробормотал Купер, – я уже заметил.
Шлюха, некогда бывшая царицей, склонилась над ним, исходившее от нее облако благоухания обволокло и отравило его, и все, что он мог теперь видеть, так это только полные влаги глаза и пряди волос, подобные струям бегущей в не знающей света бездне великой вселенской реки. Они подхватили и укачивали его, пока ступенчатый потолок над его головой не раскрылся, оглушив Купера видениями за гранью возможного.
– А как насчет третьего типа шлюх? – спросил Купер у белухи, в чьих глазах бушевало оранжевое пламя.
Они рассекали воды в глубинах моря шелковой ткани, а аквамариновые знамена и ленты проплывали мимо, опутывая его конечности или же завихряясь подобно водоворотам и уходя ко дну.
– Он заставляет тебя чувствовать. Он чувствует за тебя.
Облачно-серая кожа белухи мерцала в проникающем сквозь воду свете, и ее запястные кости, спрятанные силой эволюции внутри плавников, сияли белым жаром, просвечивая сквозь плоть. Они вдруг начали расти, превращаясь в пальцы, обтянутые перчатками.
– Ого!.. – пробормотал он, когда над головой промчался косяк деревянных гусей.
– О чем ты думаешь, Купер?
Он выставил перед собой руку ладонью вперед и расставил пальцы. Они повторяли структуру костей белухи, которые почему-то перестали сверкать и теперь лишь искрили в районе суставов, кажущихся созвездиями. Отвечая, Купер говорил от лица той из своих подсистем, что обладала идеальной памятью, но начисто была лишена чувства юмора.
– Я думаю о том, что Пояс Гулда
[20] не может являться естественной частью спиральной структуры Млечного Пути. Он простирается на три тысячи световых лет и расположен под углом в двадцать градусов по отношению к галактической плоскости. И все же он подарил нам кольцо ярких звезд, без которых мы не знали бы ни Ориона, ни Скорпиона, ни Южного Креста, ни Персея, ни Большого Пса, ни Парусов, ни Центавра. Каким бы астрономическим знамением мог я быть, если бы темная материя Гулда никогда не возникала в моей галактике? Изменилась ли бы тогда моя судьба?
Белуха кивнула, делая какие-то пометки в блокноте.
– Понимаю. И какие эмоции это у тебя вызывает?
– Мне кажется, будто эти пластиковые звезды стоят у меня на пути. – Купер отбросил от лица скопление игрушечных звезд, когда те проплывали мимо. – А еще – что серый придурок полагает себя виновным в гибели Смерти. Что заставляет его так думать? Что он такого натворил, чтобы запечатать Последние Врата? Он так напуган, что даже самого себя уже потерял.
– Прошу, продолжай.
– Он влюблен в нее. А она – в него, причем так сильно, что презирает себя за это чувство. Сомневаюсь, что они когда-нибудь будут вместе, хотя, возможно, она и подарит ему то, чего он жаждет более всего на свете.
– И каково же, на твой взгляд, самое сильное желание Эшера?
– Ребенок. – Купер удивленно посмотрел на допрашивающее его китообразное. Его ответы были рефлекторными. – Постой, не так; второй ребенок. И разве это не ты должна отвечать мне?
Белуха – он каким-то образом понимал, что она отчасти состоит из Леди, отчасти из него самого, а отчасти из кого-то совсем незнакомого, – засмеялась, посылая к поверхности пузыри воздуха, и откинула с лица пряди черных волос.
– Я только ныряльщик, братец. Ты же суть море.
– Теперь понятно, почему мне так холодно, темно и пусто.
– Так вот какие эмоции вызывает в тебе это море. – Проворным движением ласта она нацепила на нос тонкие очки. – И это невзирая на то, что оно пьет тепло и свет, излучаемые солнцем и окнами неисчислимых миллиардов жилищ?