Фронда - читать онлайн книгу. Автор: Константин Кеворкян cтр.№ 187

Бегство в алкоголь приняло массовый характер, но привычная ханжеская мораль заставляла ретушировать проблему. В том же «Новом мире», редактируя В. Некрасова, А.Твардовский либо вычеркивал упоминания о том, что герой выпил водки, либо сокращал ее количество, скажем, написано: выпил сто пятьдесят грамм, редактор заменял: выпил – сто грамм. Чаще всего водка вообще вычеркивалась – герои пили пиво. В. Некрасов рассказывает: когда, наконец, борьба с алкоголем на страницах его повести была закончена, А. Твардовский облегченно вздохнул и сказал: «А теперь пошли, выпьем!» (45).

– Потрясающую историю про Василия Макаровича (Шукшина) рассказал мне Михаил Ромм, – поделился в одном из интервью кинорежиссер С. Соловьев. – Три часа ночи. Звонок в дверь в квартире Ромма. На пороге – расхристанный Вася, в сапогах, в галифе, пьяный в умот. “Нужно поговорить, – говорит Ромму Шукшин. – Объясните мне одну вещь. В принципе я интеллигентов ненавижу. А вас люблю. В чем дело?” И Ромм со свойственным ему юмором отвечает: “Вася, если бы ты выпил не полтора литра водки, а 300 граммов, чувство ненависти в тебе бы ослабло. А если бы вообще не пил, оно ушло бы совсем”. Ромм не был обидчивым. Он понимал и ценил своих талантливых ребят, – добавляет Соловьев (46). «На общение и пьянство уходит много сил. Но ведь я всегда общался и пил. А когда не пил и не общался, все равно не писал лучше и больше», – признается Д. Самойлов (47).

Спивались мужчины, спивались и женщины, например, поэтесса Ольга Берггольц. «Мания величия и мания преследования, – узнав о ее проблемах с алкоголем, заметила Анна Андреевна Ахматова. – Гибель поэта, – она ведь поэт несомненный. Но, наверное, уже не в состоянии писать…» (48). Между тем, пьянство Берггольц тоже продиктовано отчаянием. Ее первый муж – поэт Б. Корнилов – был расстрелян 21 февраля 1938 года в Ленинграде. Второй муж, литературовед Н. Молчанов, умер от голода во время блокады города. Сама Берггольц в 1938 году была арестована по обвинению «в связи с врагами народа»; в заключении после побоев разрешилась мертворождённым ребёнком (обе её дочери умерли прежде) – какая уж тут «мания величия»…

Алкоголь рождал особую философию, новое мировосприятие, в совершенстве выписанные в поэме «Москва – Петушки», и алкогольному осмыслению действительности отдали дань практически все заметные фигуры отечественной литературы. «Надо помнить, что смерть не наказание, не казнь. У меня, вероятно, под влиянием владевшего мною некогда алкоголизма, развилось как раз такое отношение к смерти: она – наказание», – это Ю. Олеша, один из самых загульных советских писателей, рассуждает на старости лет о том, что за его похмельными и пьяными выходками стояла некая философия (49). Примечательно в этом отношении стихотворение, если не ошибаюсь, начала 1960-х годов, рано ушедшего из жизни советского поэта А. Передреева, «Люди пьют»:

Суррогат общения, то самое доверительное собутыльничество помогало противостоять системе, которая за уши хотела вытянуть сопротивляющихся из грязи, сделать их «лучше» и – непременно заставить работать на себя. Сопротивлялись до злобы, до абсурда, до употребления неупотребляемого. В. Ерофеев опоэтизировал даже такую мерзость, как питие одеколонов, увы, распространенную нашу болезнь.

Или еще для понимания текстов Ерофеева, базировавшихся на действительных опытах советских граждан по употреблению внутрь всяких неприспособленных для того напитков. «Не буду вам напоминать, как очищается политура, – указывает Венедикт Васильевич, – Это всякий младенец знает». А ты, современный читатель, знаешь? Способы очистки политуры сохраняются в устной традиции. Наиболее распространенный: на 10 частей политуры добавляется 1 часть соли. Взбалтывается в течение 1 мин. Пена и осадок удаляются. Теперь пейте, если есть время и вдохновение. Положение обязывает:

– Ноблесс оближ, – заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан.

– Это водка? – слабо спросила Маргарита. Кот подпрыгнул на стуле от обиды.

– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!

Ах, эти королевы… Широко известно увлечение министра культуры СССР Е. Фурцевой придающими веселье напитками. Л. Смирнова: «Екатерина Алексеевна (Фурцева – К.К.) любила выпить. И с каждым днем это становилось заметней и заметней. Она себя вела достойно, но все-таки неудобно, когда человек такого ранга идет, покачиваясь. Я помню, встретила Фурцеву в Нью-Йорке, в веселой компании на 56 этаже какого-то клуба. Она хохотала, была пьяной, но очень нравилась американцам. Они так хорошо о ней говорили: раскованная, веселая, умная. Это было искренне» (50). Сценка на юбилее К. Симонова: «Кто-то из фронтовых друзей Симонова надумал оформить юбилейный подарок в виде походной военной сумки, где находились всем известные “наркомовские сто грамм” (в пятикратном количестве), с этикеткой времен Отечественной войны, жестяная кружка и скромная закуска в виде ломтя черного хлеба. После своего приветствия я (рассказывает Б. Ефимов – К.К.) уселся где-то сзади в президиуме, рядом с Иваном Козловским и Робертом Рождественским… Обладатель упомянутой сумки куда-то отлучился, а Козловский и Рождественский как-то вмиг “учуяли” ее содержимое. И, недолго думая, извлекли бутылку, кружку и черный хлеб.

– Ив-ван С-семенович, – сказал Рождественский, откупорив бутылку, – н-не в-выпить ли нам з-за з-здоровье ю-юбиляра?

Козловский задумался.

– Вообще-то перед выступлением не рекомендуется. Но за здоровье Кости – готов.

Предложили и мне. Я воздержался, а они выпили и закусили. В этот момент произошло нечто неожиданное: Екатерина Фурцева, сидевшая в первом ряду президиума, обернулась, потянула носом, встала и подошла к ним вплотную.

– Пьете? – лаконично спросила она.