Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Ганиева cтр.№ 107

Что это за музей такой, если музей Маяковского уже давно действовал в Гендриковом переулке? Дело в том, что Людмила Владимировна ни спать, ни есть не могла оттого, что музей ее брата расположен в гнезде разврата, в Гендриковом, где каждая чайная чашка наводила на разговоры о Лиле и Осипе. Она звонила во все инстанции, чтобы музей срочнейшим образом перенесли на Лубянский проезд. Процесс начался еще в 1962 году, когда Лилина ненавистница настрочила Суслову письмо, в котором были строки:

«…библиотека-музей В. В. Маяковского почему-то была устроена в доме по бывшему Гендриковому пер., теперь переулку Маяковского, 13/15. Квартиру в этом доме брат получил в 1926 году, она числилась за ним и им оплачивалась. Фактически же квартира принадлежала О. М. Брику и Л. Ю. Брик. Из четырех комнат Маяковский занимал одну самую маленькую комнату, где он проводил свободные вечера и иногда ночевал. Сейчас в тех комнатах размещен мемориальный музей, сюда перенесены некоторые вещи из комнаты на Лубянском проезде, в том числе и портрет В. И. Ленина, к которому обращено известное стихотворение Маяковского “Разговор с товарищем Лениным”. Это само по себе является нарушением истории.

Кроме того, посетители, проходя по комнатам музея, больше интересуются, что было в той или другой комнате, и экскурсоводу, отходя от прямой задачи — пропаганды творчества Маяковского, — приходится объяснять назначение комнат и взаимоотношений Маяковского с О. М. Бриком и Л. Ю. Брик и т. д.

У молодежи, как я неоднократно наблюдала, это вызывает недоумение, и у многих складывается неправильное представление о Маяковском, тогда как эта сложная, тяжелая для моего брата жизнь создалась по вкусу Л. Ю. и О. М. Брик» ^[526].

В итоге постановлением Секретариата ЦК КПСС музей был перемещен туда, куда хотела Людмила Владимировна. Но в старом здании в Гендриковом собирались оставить мемориальные комнаты и «массовую» (публичную) библиотеку имени Маяковского. Людмилу не устроило и такое решение. Она тут же сочинила Брежневу письмо в довольно доносительском духе:

«Они надеются растворить коммунистическую поэзию Маяковского в бесчисленных анекдотах о “советской Беатриче”, как рекламирует себя Брик, пошлых аморальных разговорах, перечеркивающих светлую память о брате и о народном поэте.

Он расплачивается за свою молодую 22-летнюю доверчивость, незнание ловких, столичных женщин, за свою большую, чистую, рожденную в сознании, на берегах Риона, любовь.

Никакие мотивы не могут примирить честных советских людей с такой постановкой вопроса.

Брики — антисоциальное явление в общественной жизни и быту и могут служить только разлагающим примером, способствовать антисоветской пропаганде в широком плане за рубежом.

Здесь за широкой спиной Маяковского свободно протекала свободная “любовь” Л. Брик. Вот то основное, чем характеризуется этот “мемориал”. <…> Я твердо убеждена, что подобное решение создает ситуацию двух музеев в одном городе, диаметрально противоположных взглядов на Маяковского. Музей “леваков”, а точнее, беспринципных людей, аполитичных, злобствующих на советскую власть и русскую передовую демократическую культуру, и музей старого партийного направления, музей как пропагандистский орган генеральной линии ЦК КПСС на основе наследия В. В. Маяковского.

Брики боялись потерять Маяковского. С ним ушли бы слава и возможность жить на широкую ногу, прикрываться политическим авторитетом Маяковского.

Вот почему они буквально заставляли Маяковского потратиться на меблированные бриковские номера» ^[527].

Роберт Рождественский, Борис Слуцкий, Константин Симонов выступали с протестом против новой концепции музея, однако же новый «обезбриченный» музей открылся в январе 1974 года.

Кстати, Людмиле Владимировне удалось перенести не только музей, но и останки поэта, чего так и не добилась Лиля. В мае 1952 года при помощи тех же Суслова и Воронцова урна с прахом Маяковского оказалась в могиле на Новодевичьем кладбище. Туда же перезахоронили Ольгу, скончавшуюся в 1949-м, и маму Александру Алексеевну, ушедшую в 1954-м. В 1972 году, к возмущению Лили, там же упокоилась и сама неистовая Людмила. А потом Патриция Томпсон подсыпала туда еще немного праха Элли Джонс.

Но были у Лили Юрьевны и свои триумфы. В 1973 году к восьмидесятилетию Маяковского в Москве прошла юбилейная выставка, практически полностью повторяющая выставку 1929 года. В ее каталог, помимо воспоминаний матери и сестер, стараниями Симонова были включены и мемуары Лили. Выставка прошла с огромным успехом (кстати, на фотографиях рядом с Лилей можно заметить и бородатого Бенгта Янгфельдта). Писательница Мария Арбатова рассказывала мне, что вместе с подругой волонтерствовала на подготовке этой выставки. Как-то раз к ним ворвалась старая Брик и проорала, что всё не так, как надо. Но в итоге, видимо, стало, как надо. Экспозицию потом даже провезли по нескольким странам.

Правда, Воронцов и тут пытался вставить палки в колеса и науськивал на выставку Владимира Макарова, директора свежеоткрывшегося музея. Обоих возмущало, что первоначальную экспозицию собирались расширить и дополнить новыми материалами, уделявшими внимание Брикам. Макаров писал Суслову:

«Очевидно, нет необходимости доказывать, что “расширение” и “дополнение” знаменитой итоговой выставки, подготовленной самим поэтом, нужно С. Юткевичу и К. Симонову для того, чтобы “связать в целое” несвязуемое — показать, как из обыкновенного “хулигана” и “скучающего художника” “любовь” Л. Брик “сделала” великого поэта Маяковского» ^[528].

Сергей Юткевич был автором фильма «Маяковский — актер кино», где Лиля и Катанян выступили консультантами. Фильм не запретили совсем, потому что его уже одобрил кто-то из помощников Брежнева, но сцены с участием Лили всё-таки вырезали.

А вот убить выставку, посвященную лучшему поэту эпохи, было бы гораздо сложнее. Поэтому один из сусловских прихвостней просто попытался прокрасться и вынести с экспозиции хотя бы портрет Лили. «Она сообщила об этом Симонову, — пересказывает муж племянницы Катаняна с Лилиных слов. — Тот пришел на выставку и, ничего не говоря, предложил присутствующим совершить с ним последний перед открытием контрольный обход. Подойдя к месту, где должны были быть документы о Л. Брик, и не обнаружив их, К. Симонов не стал проводить дознание: где они и почему сняты. Он сделал удивленный вид и сказал: “Что-то я не вижу здесь материалов о Лиле Брик! Быстренько принесите и повесьте!” Возражать маститому поэту и члену ЦК никто не решился. Эта часть экспозиции была восстановлена» ^[529].

Зиновий Паперный вспоминал об этой борьбе за экспонаты немного по-другому:

«Заместитель министра культуры лично является в помещение, где группа энтузиастов развешивает и расставляет экспонаты — строго по планам, чертежам, фотографиям выставки 1930 года. И тут перед начальственным взором — обложка журнала “ЛЕФ”, на которой помещен фотопортрет работы Александра Родченко: лицо Лили Брик крупным планом, широко раскрытые глаза, как писал Маяковский, “большие блюдца”, смотрят прямо на вас. Где бы вы ни стояли, этот взгляд вас находит и не отпускает.