К шести вечера, когда она наконец уладила все дела и вышла на улицу из своей больницы, ноги гудели так, будто она провела на них несколько суток, а голову вместо мозга набили ватой.
Зато все это позволяло не думать о Марке и их вчерашнем разговоре. Рита понятия не имела, куда он уехал, но подозревала, что в студию. Пока она решала дела, которые нормальные семьи делят на двоих, он, вполне вероятно, поддавшись вдохновению, писал очередную картину. Не зря же Франц когда-то говорил ей, что он черпает вдохновение из несчастий. Так оно и было. Ему постоянно нужна была эмоциональная встряска. Наверное, Рите следовало подумать об этом до того, как выходить за него замуж.
В глубине души она понимала, что несправедлива к нему. В его вчерашних словах тоже была своя правда, однако осознание того, что она перегнула палку, могло окончательно добить ее, а день еще не закончился. И следовало собрать остатки сил, чтобы дожить его. Что и как они будут делать дальше, она подумает потом, когда на это будет время. Конечно, они и раньше ссорились, невозможно не ссориться, имея столь противоположные характеры, но еще никогда – так сильно. По крайней мере, Соню они делили впервые.
Бабушка заметила и отсутствие Марка, и настроение Риты, но спросила только короткое: «Все в порядке?» и, получив утвердительный кивок, больше вопросов задавать не стала. Рита любила в ней эту черту: давать внучке время разобраться с проблемами самостоятельно или прийти к выводу, что помощь ей все же нужна. Не давить, не задавать лишних вопросов.
На улице было уже совсем темно, однако снег больше не шел. Температура снова поднялась выше нуля, поэтому даже тот, который уже выпал, таял под ногами прохожих, под колесами автомобилей, превращаясь в жидкую кашу грязно-серого цвета, налипая на ботинки и разлетаясь в стороны хлюпающей водой. Наверное, стоило доехать до метро на автобусе, но Рита пошла пешком. Плевать на погоду, зато у нее будет немного больше времени, чтобы привести мысли в порядок перед тем, как возвращаться к бабушке и дочери. Именно в них она ушла так сильно, что не сразу увидела знакомую машину в потоке других автомобилей. Лишь когда та свернула к поребрику, Рита узнала ее. Велико было желание сделать вид, что ничего не заметила, а то и вовсе вернуться в больничный двор, от которого она отошла не так далеко, чтобы он не смог догнать ее, но она слишком давно и хорошо знала Марка. Просто так он ее в покое не оставит, раз уж приехал. А только сцены на глазах коллег ей не хватало.
Рита остановилась и сложила руки на груди, дожидаясь, пока он выйдет из машины. Конечно же, вытащил с собой и трость, как будто наклейки на заднем стекле мало. Теперь, если она скажет или сделает что-нибудь не то, в глазах очевидцев будет выглядеть последней сволочью. В обществе принято жалеть инвалидов, не зная ни их самих, ни характер, ни поступки. По крайней мере, жалеть на публику и делать замечания тем, кто смеет их «обижать».
– Чего тебе? – поинтересовалась она, когда Марк, сильно хромая, подошел к ней.
– Приехал за тобой.
Он улыбнулся как ни в чем не бывало, и Рита с трудом отогнала видение, в котором она выхватывает у него трость и ломает ее о его спину.
– Спасибо, без тебя обойдусь.
Она повернулась, чтобы уйти, но Марк проворно ухватил ее за руку.
– Постой. – Он притянул ее к себе и торопливо заговорил: – Рита, я знаю, что виноват перед тобой. Прости. Прости и за вчерашние слова, и за сегодняшний день.
Она вдруг почувствовала, как в уголках глаз закипают слезы усталости. Сегодняшний день был кошмарным, и единственное, чего она хотела, это зарыться под одеяло с головой и никого не видеть. Хотя бы пару часов.
– Я был у нас дома, – продолжал Марк, почти перейдя на шепот. – Прости, что меня не было сегодня. Что тебе все это пришлось делать самой.
Он притянул ее еще ближе, прикоснувшись лбом к ее лбу.
– И за то, что сказал тебе вчера, – теперь шепот был едва слышным, и от этого проникал в самую глубину ее души, бередя потайные чувства. – Я не думаю так на самом деле. Прости. Ты и Гретхен – лучшее, что у меня есть и что когда-либо было. И я не хочу потерять вас обеих.
– Отпусти, – прошептала Рита, чувствуя, что еще немного, и она точно заплачет.
– Хочешь, я встану на колени? Прямо здесь, посреди улицы.
– Позерство, как всегда.
– Ты имеешь право так думать. Имеешь право считать меня сволочью, я дал тебе все основания для этого. Но, пожалуйста, позволь мне все исправить.
– Марк… – Рита попыталась высвободить руку, но он крепче сжал пальцы.
– Я обещаю, я стану лучше.
– Не станешь. Ты такой, какой есть.
Он молчал, но так и не отпустил ее, не сделал шаг назад. Рита тоже больше не делала попыток освободиться. Да, она точно знала, что лучше он не станет. И еще она знала, что любит его. Они знакомы не первый день, ничего нового она о нем вчера не узнала. Она злилась на него, но не могла действительно разлюбить за некстати брошенные обидные слова.
– И ты не хочешь больше жить со мной? – наконец спросил он еще тише. Рита даже не была уверена, что ей не послышалось.
– Я не знаю, – спустя почти долгую минуту выдохнула она. И это было правдой. Вчера вечером она хотела выгнать его со всеми его вещами, чтобы больше никогда не видеть, но сегодня, прямо сейчас, уже не была в этом так уверена.
Марк словно почувствовал ее заминку. Коснулся губами лба, затем скользнул ниже, целуя ресницы, замерзшие щеки, нос, пока наконец не добрался до губ.
В голове шумело так сильно, что Рита не могла сформулировать внятную мысль. Она так устала, так хотела забыть последние несколько дней, что не могла противиться его настойчивости, разомкнула губы, отвечая на поцелуй. И пусть они стоят посреди тротуара, мешая немногочисленным прохожим, в это самое мгновение ей казалось, что она поступает правильно.
– Так что? – через некоторое время, показавшееся ей вечностью, спросил Марк.
– Что? – в голове все еще шумело, поэтому Рита не поняла вопрос.
– Я прощен?
Она покачала головой.
– Одного твоего «прости» мало.
– Да, конечно, – он кивнул. – Я знаю. Я все исправлю. Обещаю тебе, я все исправлю.
Рита не помнила, как оказалась в машине. Огни ночного города слились в единую новогоднюю ленту, проплывающую за окном, и она с трудом удерживала себя в сознании. Голова стала такой тяжелой, что ее пришлось прислонить к боковому стеклу. Глаза закрывались сами собой, но Рита старательно держала их открытыми. Иначе точно уснет.
– Что с ногой? – спросила она, чтобы прервать усыпляющую тишину. Марк почему-то не включил даже радио.
Он пожал плечами, усмехнувшись уголком губ.
– Спал неудобно.
– Не раздеваясь?
– Иначе рисковал замерзнуть насмерть.