– Не могу отрицать, что я делал все, чтобы ты меня презирал, – в свою очередь признался он, сделав глоток. – И до аварии, и особенно – после. Но что-то мне подсказывает, что ты завел этот разговор среди ночи не просто так.
Франц посмотрел на него со странной кривой ухмылкой. Марк одновременно узнавал и не узнавал его. Никогда еще они не вели таких откровенных бесед. Франц был старше него на пять лет, совсем другого склада ума, и близости между братьями не было даже в детстве.
– Ты прав. Просто хотел извиниться. Мне кажется, даже наши родители уже поняли, что нужно было научиться принимать тебя таким, какой ты есть, не ломать, не пытаться подстроить под свои желания. Я теперь тоже это понял.
Марк удивленно приподнял брови.
– Мне, конечно, лестно, но с чего вдруг?
Прежде, чем ответить, Франц приложился к горлышку бутылки, затем поставил ее на пол и полез в карман джинсов. Он вытащил оттуда довольно мятый, сложенный вчетверо альбомный лист и протянул Марку. Тот взял нерешительно, даже не предполагая, чего ожидать.
Внутри оказался портрет девочки, сидящей в центре огромного цветка, как маленькая Дюймовочка. Марк без труда узнал Сабину и не мог не признать, что неизвестный художник очень постарался. Конечно, не без огрехов, которые обычно устраняют в художественной школе, но тем не менее очень и очень талантливо. Возможно, он сам нарисовал бы девочку не намного лучше.
– У автора большой потенциал, – хмыкнул Марк, разглядывая рисунок, сделанный цветными карандашами, а затем посмотрел на брата. – Кто он?
– Алекс.
Брови взлетели вверх так быстро, что он едва успел остановить их.
– В самом деле?
Франц кивнул.
– Удивительно, да? Я всегда презирал тебя за это, и вот мой сын оказался таким же, как ты. Ненавидит математику, абсолютно не понимает физику, не в состоянии растянуть карманные деньги на неделю, но рисует как Леонардо.
Марк снова уставился на рисунок, чувствуя при этом внимательный взгляд Франца на себе. Он вдруг понял одновременно две вещи: Франц знает, что Алекс его сын, и знает, что Марк тоже это знает. Убедившись в том, что лицо его не выдаст, Марк протянул рисунок обратно.
– Отдай его в художественную школу, – спокойной посоветовал он. – У твоего сына определенно есть талант. Может что-то получиться. Если же нет, по крайней мере, он будет знать, что ты его поддержал. Поверь, для него это важно.
Франц сложил рисунок обратно и положил в карман.
– Спасибо, – сказал он, и Марку внезапно показалось, что благодарил он вовсе не за совет.
Наверное, стоило на этом закрыть тему, но Марк не удержался. Иногда его посещало навязчивое желание договорить до конца, даже если это могло все испортить.
– Хочу, чтобы ты знал. Я когда-то уже обещал это Рите. Ты – второй человек, кому могу пообещать то же самое.
Франц внимательно посмотрел на него, и Марк продолжил:
– От меня Алекс никогда ничего не узнает. И мне… – Марк вдруг понял, что ему мешало с легкой душой пойти на сегодняшний вечер, какое чувство грызло с того самого момента, как Рита заикнулась о нем. – Мне стыдно за то, что я спал с твоей женой, – все же признался он, хотя когда-то говорил Рите, что не жалеет об этом.
Франц смотрел на него очень долго, словно рассматривал и запоминал каждую черту лица, как любил это делать сам Марк, а затем кивнул, поднялся на ноги и протянул ему бутылку с остатками вина. Уже у самой двери вниз он снова обернулся.
– Марк… Я рад, что твоей жене пришло в голову собрать нас вместе.
– Я знал, на ком жениться, – с кривой усмешкой хмыкнул тот.
Глава 7
– Nein, nein, bitte! Nicht werfen!
[1] – громко смеясь, кричала Сабина, перебегая под градом снежков из одного конца двора в другой.
Соня тоже смеялась, но, конечно же, с ее стороны не доносилось ни звука. Они с Марком прятались за тонкой и довольно кривой стеной из снега, посылая снежки в сторону бегущей Сабины.
– Точнее, Гретхен, вот так, – поучал Марк, показывая, как надо направлять снежок, но не прикладывая к броску особых усилий, чтобы не сшибить племянницу с ног.
Соня смеялась еще сильнее, бросала снежки, но те попадали куда угодно, только не в Сабину. Что не мешало той визжать так, как будто каждый снежный комок достигал цели.
– Lauf zu mir, Sabina! Schneller!
[2] – подгонял девочку Франц, стоя за такой же снежной стеной напротив Марка и Сони, только гораздо более ровной и крепкой.
Почти сразу после того, как все позавтракали и наконец открыли рождественские подарки, Марк и Франц, подхватив дочерей, отправились на улицу, где за ночь выпало невероятное для последних теплых зим количество снега. Здесь, вдали от центра города, рядом с сосновым лесом, держался легкий мороз, а потому снег не таял. Почти час они строили крепости – каждый свою, конечно же – а затем принялись играть в непонятную игру, отправляя девочек по очереди во вражеские крепости и попутно обстреливая соперника из снежков.
Елизавета Дмитриевна была вынуждена уехать на работу по какому-то срочному делу, Гедеон Александрович тоже закрылся в своем кабинете, чтобы немного поработать и освободить вторую половину дня. Ирина сказалась больной и не выходила из комнаты, Алекс с парнем Анны играли в компьютерную игру, а Вера Никифоровна с Галиной пекли очередной пирог. Только Рита с Анной, закутавшись в шерстяные пледы поверх теплых свитеров, сидели на террасе, держа в руках по чашке с глинтвейном, и наблюдали за игрой.
– Как ты думаешь, почему они не научили Сабину русскому языку? – вдруг спросила Анна после очередного глотка горячего пряного напитка.
Пить глинтвейн еще до обеда была ее идея. Ее вес едва достигал сорока пяти килограммов, и она страшно мерзла на улице, однако хотела посидеть на террасе и подышать свежим воздухом.
Рита пожала плечами.
– Наверное, не все дети могут усвоить два языка в таком нежном возрасте, – предположила она. – Возможно, Сабина как раз из таких. Раз уж она родилась и живет там, ходит в немецкий садик, вполне логично, что Франц и Ирина отдали предпочтение немецкому языку.
Анна покосилась на нее и снисходительно улыбнулась, словно уличила ее во лжи.
– А я вот считаю, что тут как в известной поговорке: самые большие ханжи получаются из бывших проституток.
Рита удивленно вздернула брови и тоже посмотрела на нее.
– В каком смысле?
Анна хмыкнула, откинулась на спинку большого плетеного кресла, переведя взгляд на братьев и племянниц.