44 главы о 4 мужчинах - читать онлайн книгу. Автор: Биби Истон cтр.№ 21

Прежде чем я успела подобрать свои пожитки и ломануться с позором через двор к выходу, Динь-Дон повернулся, чтобы подобрать свой ремень. И я увидела его правую руку.

На первый взгляд это выглядело как обычная этническая картинка – яркие черные линии, которые раздваивались сверху, а книзу сходились в острие. Я почти не обратила на нее внимания, торопясь смотаться оттуда, но все же заметила, насколько она простая. Обычно этнические узоры более затейливые и занимают больше места. А у этой штуки было просто три конца, и никаких завитков или наворотов. Больше всего она напоминала толстую, остроконечную, плохо нарисованную букву «У».

Я просто должна была спросить. Снова стараясь не выдать своего ужаса, я указала на его правое плечо:

– А расскажи вот про эту?

Он снова улыбнулся своей милой, невинной тут-совершенно-нечего-стесняться улыбкой и сказал:

– О, это моя родовая картинка.

Я фыркнула. Просто не смогла удержаться. Было так мучительно сдерживать подступающую истерику.

Пока я, закусив губу, тщетно пыталась подавить смешок, Динь-Дон рассеянно подбирал остатки своей одежды, продолжая рассказ:

– Ну да, она не совсем закончена, но у меня тогда не хватило денег на все, ну и… Ну, ты понимаешь.

«Не совсем закончена? Да там и половины не сделано! Это просто чертова буква «У», ты, безмозглый дебил!»

Ну и все. Настроение было убито окончательно, и мне срочно нужен был душ со скипидаром. Срочно.

Я вежливо попрощалась и вышла, Динь-Дон провожал меня до машины. Со спины он был весь такой в кожаных штанах, заклепках, без майки, взлохмаченные с перетраха светлые волосы…

Хммм… А из-за чего, собственно, я так расстроилась?

А, ну да, лишай и задержка умственного развития.

Но… Но он был милый, добрый и влюбленный в меня.

И я решила, что, если он будет всегда носить майку, эти тату присоединятся к длинному списку Недостатков Харли, С Которыми Я Была Готова Мириться Ради Того, Чтобы Рыцарь Ревновал и Боялся Убить Меня.

«Никто не знает про эти тату, – подумала я. – Можно притвориться, что их и нету».

Но это было до того, как я увидела татуировку на голове.

* * *

Хоть я и знала, что у Харли есть еще татуировка на какую-то дурацкую фантастическую тему я-не-слушала-когда-он-мне-рассказывал-но-думала-что-там-космический-корабль прямо на макушке, меня это не волновало, потому что эта фигня была полностью скрыта его совершенно прелестной копной пышных светлых волос. Определяющим словом в этой фразе является слово «была». Она была скрыта – до того самого дня, как он должен был познакомиться с моими родителями.

Мои родители возненавидели Харли еще до того, как увидали его. Они уже поймали меня пару раз на вранье на тему, где я провела ночь. (Очевидно, что я провела ее в объятиях Харли на узкой кровати в гараже его мамы.) Так что меня на месяц лишили прав на машину.

После очередной выволочки я решила, что, если я приведу Харли к нам на обед, то, может, родители будут как-то лучше относиться к нашему общению? Вопросительный знак тут не случайно. Не знаю, о чем я вообще думала. Наверняка я решила это, надышавшись парами того, что Харли постоянно излучал.

Поскольку у Динь-Дона не было своей машины, а моя была конфискована, я уговорила родителей свозить меня за ним на мамином «Форде Таурус» телесного цвета. И вот я невозмутимо и слегка надменно сидела на заднем сиденье, не подозревая о нарастающей и неумолимо надвигающейся на меня волне неприятностей. Когда мы подъехали ко входу в дом мамы Харли, мне вообще вскружило голову. Я была наказана уже неделю и просто умирала от желания наконец увидеть мою копию Билли Идола (с закрытым ртом и в майке, конечно), предвкушая, как он поднимется по ступенькам из своего сырого, проеденного термитами подвала в мои нетерпеливые объятия.

Моя мама бибикнула.

«Классно, мам».

Но когда Харли наконец появился, мое головокружение сменилось чем-то другим. Смущение? Разочарование? Он как-то изменился. Что-то было очень не так. Мой мозг сообразил, что случилось, только когда он пробежал весь двор и уже начал открывать дверцу нашей машины.

Харли побрил голову… Совершенно наголо… Прямо перед встречей с моими родителями.

Ну… Так оно все и пошло. Мое сознание билось, словно пойманный в клетку зверь, с того самого момента, как Харли уселся в машину. Взлетев под потолок, оно сверху вниз наблюдало через заднее стекло, как он скользнул на сиденье, сияя до ушей, и слегка прижал к себе мое окаменевшее, заброшенное тело.

С моей наблюдательной точки вверху над машиной я видела все. Там, где обычно была прелестная копна мягких светлых волос, теперь красовалась грубо нарисованная картина размером с суповую тарелку. На ней был изображен мозг Харли в натуральную величину, вид сверху, словно с него сняли верхушку черепа, как крышку с банки варенья. Середина мозга была пустой, и там был пульт управления, как в рубке космического корабля, а посередине, управляя этим агрегатом, был изображен крошечный чертов член.

Крошечный чертов обрезанный член с крошечными членовыми ручками и решительным выражением маленького членова лица, передвигающий рычаги внутри вскрытого мозга Динь-Дона. Мои родители и так вот-вот должны были узнать, что их единственная шестнадцатилетняя дочь встречается со взрослым мужиком без работы, без машины, без мозгов и с плохими зубами, а тут еще это – да, и между прочим, у него на голове вытатуирован долбаный член.

К счастью, моя опустевшая телесная оболочка, покинутая мной на заднем сиденье машины, была не в состоянии выдавать связные отрывки речи, не говоря уж о том, чтобы требовать объяснений, потому что, в отличие от истории с РУК, на этот раз я вполне могла представить себе фразу, которую Харли немедленно выдал бы мне в ответ. И, честно говоря, заднее сиденье маминой машины – последнее место, где ты хочешь услышать от своего взрослого бойфренда объяснение: «Потому что я думаю членом! Ясно?»

Шок и офигение, которые я испытала, увидев этот некрупный фаллос, были настолько всеобъемлющи, что я с трудом помню вообще что-либо, начиная с той минуты, как Харли сел в нашу машину, и до момента, как мы высадили его из нее.

Единственная картина этого вечера, которую мне удается воссоздать в памяти, это как мама мрачной тенью стоит за спиной Динь-Дона, пока мы с ним едим нашу пиццу «Домино» за столом в кухне. Пока он заглатывал пятый кусок пепперони, полностью игнорируя мамино присутствие, мама подняла голову и пронизывающим взором посмотрела мне прямо в глаза поверх этой татуированной башки. Возмущенно приподняв одну бровь, она медленно и выразительно опустила взгляд на лысый череп Динь-Дона, плотно сжав губы в гримасе отвращения. Это было ужасно.

Моя мама, Дневник, вообще не раздражается. Обычно она слишком накурена, чтобы помнить, как в принципе работают чувства, так что даже такая небольшая их демонстрация была ей совершенно несвойственна и потому так пугала.