Хрупкое равновесие - читать онлайн книгу. Автор: Рохинтон Мистри cтр.№ 146

Так случилось, что мужчина, который, глядя на ее уродливое лицо, продолжал заниматься с ней любовью, занял место в ее сердце. Он рассказал, что родился с тридцатью четырьмя позвонками вместо обычных тридцати трех, и этот лишний, сросшийся с верхним позвонком, постоянно причинял ему боль.

Разве не о твоем отце я говорю сейчас, спросила его Носачиха, какие еще могут быть сомнения?

Он согласился, что все верно, но пока речь идет только о блуде пьяного отца — и ни о чем другом.

А вот и нет, с гордостью поправила его женщина, он приходил к ней и трезвый. Именно это было самым дорогим в ее жизни, и самым важным, о чем она помнит даже на пороге смерти.

Ему пришлось нехотя признать и это. Но их связь еще не доказывает, заметил он, что Шанкар сын отца и его единокровный брат. Нет, доказывает, сказала Носачиха, у моего сына тоже шишка в начале позвоночника, и в этом легко убедиться. Конечно, он может сказать, что это всего лишь совпадение, но в душе будет знать правду.

— И она была права. В глубине сердца я знал правду. Но все смешалось, я был зол, испуган и смущен. И в то же время испытывал счастье. Ведь я, единственный ребенок, потерявший родителей и не имевший никаких родственников, вдруг обрел брата. И еще мачеху, хотя она была почти моего возраста и умирала.

Когда он поверил женщине, на место ярости и раздражения пришла признательность. Почему она не открылась ему раньше, спросил он. Боялась, что, если известие разозлит или оскорбит его, им с Шанкаром придется плохо, ответила женщина — их могли убить или продать какому-нибудь жестокому хозяину в отдаленные места, где они будут чужаками. Больше всего она боялась расстаться с привычными тротуарами своей юности.

Но теперь она умирает, и все уже не имеет значения. Истину теперь знает только он — пусть и поступает, как хочет. Рассказать или не рассказать Шанкару — зависит от него.

Он убедил женщину, что ее откровенность доставила ему только радость. Теперь надо поскорее доставить ее в хорошую больницу. Оставшееся время она должна провести в нормальных условиях. Он пошел вызывать такси.

Несколько таксистов, увидев больную нищенку, отказались ее везти, опасаясь за чистоту салона. Наконец один остановился, привлеченный толстой пачкой денег, которой помахивал Хозяин. У машины была разбита фара и покорежен бампер. Сидя на заднем сиденье с женщиной на руках, он слушал горестный рассказ водителя о злобном полицейском, разбившем машину за то, что таксист на этой неделе задержал конверт с деньгами.

В больнице было много народа. Носачиху положили на пол в коридоре, где множество бедняков дожидалось своей очереди. Запах карболки смешивался со зловонным запахом человеческих тел. Хозяин делал что мог, чтобы расшевелить дежурных, и даже говорил с доктором, у которого было доброе лицо. На его белом халате был надорван большой карман, в который он затискивал стетоскоп. Хозяин попросил его поторопиться и осмотреть его мать, пообещав хорошо отблагодарить. Доктор мягко попросил его не беспокоиться — всех примут. И тут же убежал, держа руку в разорванном кармане.

Хозяин решил, что медицинские работники так преданы своему высокому призванию, что потная пачка денег ничего для них не значит, в отличие от большинства людей. Но он не смог увидеть достаточное количество врачей и медсестер, чтобы прийти к окончательному выводу. Мачеха так и не дождалась осмотра — умерла. Он утешил себя тем, что устроил ей пышные похороны на деньги, которые пошли бы на оплату больничных счетов.

— После всего этого я пошел к Шанкару, — со вздохом произнес Хозяин Нищих. — Конечно, я ничего не рассказал ему о случившемся — хотел вначале спокойно подумать о том, что узнал от Носачихи.

Он спросил Шанкара, как идет работа. Не подводит ли тележка, не надо ли смазать колеса — вроде обычной проверки. Шанкар пожаловался, что в этом районе живут одни скупердяи — все злые и подают неохотно. Хозяин присел на корточки и положил руку на плечо калеки. «Такое теперь всюду, — сказал он, — человеческая натура переживает кризис, в сердцах пора устроить революцию». А вообще надо подумать, и, возможно, подыскать ему новое место. Похлопав Шанкара по спине, он посоветовал не волноваться, а сам незаметно просунул руку за воротник и ощупал его шею.

— И представляете, я почувствовал под моими пальцами отцовский позвоночник. Тот же большой нарост. Я не смог сдержать дрожь в руке. Мое тело сотрясали эмоции, я еле удерживал равновесие. Передо мной сидел мой брат, а также отец, оставивший часть себя в позвонке. Я с трудом удержался, чтобы не заключить Шанкара в объятья, не прижать к груди и не рассказать ему все.

Потребовалось сверхъестественное усилие, чтобы не выдать себя. Поспешность могла причинить Шанкару острую боль. Сначала нужно хорошо подумать, что будет для него лучше. Конечно, приятно представлять, как он заберет брата домой, будет заботиться о нем всю оставшуюся жизнь, и они будут жить вдвоем счастливо. Обычные человеческие мечты.

А что, если Шанкар не сумеет приспособиться к новой жизни? Вдруг она покажется ему бесцельной или того хуже? Он может увидеть в ней тюрьму, где его неполноценность будет особенно резать глаза, а не приносить пользу, как сбор милостыни на тротуаре. А еще страшнее, если ужасная история его младенчества посеет смуту в душе Шанкара, станет разъедать его, как язва, и превратит всю оставшуюся жизнь в безутешное страданье, горький упрек отцу и брату? Разве возможно прощение после такого страшного открытия?

— Я чувствовал, что лучше самому пережить душевную смуту и научиться жить с тем, что поведала Носачиха. Сделать еще более несчастным моего и так много страдавшего брата было бы слишком эгоистично.

Он рассуждал так: Шанкару сломали жизнь еще в младенчестве, но тот научился с этим жить. Непростительно — повторно разрушить его жизнь.

— Итак, я решил ждать. Ждать и расспрашивать его о детстве. Чему-то сопереживать и наблюдать за его реакцией. Так постепенно я пойму, какой путь будет для нас лучше. И тут пригодится ваша помощь.

— Чем мы можем помочь? — спросил Ишвар.

— Задавайте вопросы, расспрашивайте о детстве. Узнайте, что он помнит. Меня он немного побаивается, а с вами, возможно, будет откровеннее. А вы расскажете мне, что узнаете.

— Конечно.

— Спасибо. А пока я стараюсь сделать его жизнь на улице, по возможности, приятней. Каждый день приношу его любимые сладости — ладду и джалеби. А по воскресеньям — расмалай ^[130]. Положил мягкую покрышку на его тележку и устроил ночлег получше.

— Вот это хорошо, — сказал Ишвар. — Он всегда твердит нам, как вы добры к нему.

— Это самое малое, что я могу для него сделать. Еще собираюсь прислать моего личного парикмахера, чтоб тот обслужил его по высшему разряду — постриг, побрил, сделал массаж, маникюр — все что надо. А если ему из-за этого станут меньше подавать — да пошли они к черту.