– Этой царапины вчера не было. Кто-то нарочно провел ключом. Вон следы от зубцов.
Дженна наклонилась. Машина ужасно старая: мама на ней возила ее в ясли. Царапина довольно свежая, но это ни о чем не говорит.
– Как же так? – спросила мама. – Почему именно мы? Почему именно я? Не понимаю.
– Идем. – Дженна подала ей руку. – Пошли домой, я замерзла.
– Видимо, придется снова звонить в полицию. Правда, толку никакого. Бред какой-то. А теперь к этому причастна еще и твоя школа.
Дженна толкнула дверь и вошла в дом.
– В каком смысле, моя школа?
– Твой директор. Как там его, «супердиректор». Это он фотографирует, я уверена. А знаешь, кто еще здесь поселился? Женщина, о которой я тебе рассказывала. Мы видели ее на экскурсии по Озерному краю, помнишь? Все взаимосвязано, Джен, буквально все.
Дженна бросила спортивную сумку у входа и повесила толстовку на перила лестницы.
– Пойду наберу ванну, мама, – сказала она. – Набрать потом и тебе?
– Да, спасибо. Только не забудь сперва ополоснуть, – крикнула мама ей вслед. – Вдруг там битое стекло.
– Ладно, – отозвалась Дженна. – Хорошо.
– 10 –
11 февраля
Всубботу, возвращаясь с работы в автобусе № 218, Джоуи заметила высокого мужчину в голубом джемпере и синих джинсах, выходящего из спортивного магазина. В руках он держал пакет с покупками, и вид у него был слегка растерянный. Джоуи не сразу поняла, что это Том Фицуильям, однако с первого взгляда ощутила к нему симпатию, даже больше – влечение. Настолько сильное, что ее буквально обожгло изнутри.
Автобус остановился на светофоре. Том пошел сначала в одном направлении, затем двинулся обратно. Внезапно он перешел на бег и вскинул руку, будто собираясь взмыть в небо, как Супермен. Почему-то это казалось вполне возможным. От резкого движения голубой джемпер слегка задрался, обнажив бледную полоску кожи на животе, мягком и податливом, как свежеиспеченный хлеб. Тут же как по команде (не по просьбе, а именно по команде) притормозило такси. Том поставил в салон объемистый пакет, уселся сам. Такси проехало рядом с автобусом; Джоуи с радостным возбуждением смотрела ему вслед.
Когда Джоуи добралась домой, там никого не было. Альфи ушел к маме – якобы красить кухню, а на самом деле – смотреть футбол на кожаном диване и поглощать мамину стряпню. Джек на работе, Ребекка уехала на выходные к подруге в Глостершир. Некоторое время Джоуи бесцельно бродила по дому, впитывая ощущение пространства. Она до сих пор стеснялась заходить в комнаты и обычно перемещалась из кухни к себе на чердак, а оттуда – прямо к выходу, не задерживаясь и не отсвечивая. Если ей и приходилось бывать в гостиной, она устраивалась на краешке дивана, словно гостья, и старалась долго не засиживаться. «Чувствуй себя как дома», – раз за разом повторял ей Джек. Ему легко говорить: они с Джоуи – продолжение друг друга, так что ее присутствие его не тяготит. Но Ребекка – совсем иное дело. Джоуи для нее чужой человек, поэтому она прячется и всячески ее избегает.
Комнаты казались безликими и по виду мало отличались от номеров отеля «Мелвилл»: светлая мебель, позолоченные безделушки. Невозможно представить здесь ребенка, шумного, неудержимого, занимающего все свободное место. В который раз за неделю мысли Джоуи вернулись к неожиданному предложению Альфи. «Это же здорово, – сказал он тем же вечером, – наш малыш будет ровесником дочки Джека и Ребекки. Они станут лучшими друзьями».
Прозрачный намек на то, чтобы завести ребенка сейчас. Не «скоро», не «со временем», а прямо сейчас.
Джоуи не хотела ребенка прямо сейчас.
Совершенно точно не сейчас.
Ее взгляд упал на фотографию, где они с Джеком и родителями позируют перед домом их бабушки в Эксетере. Джоуи года три, на ней красная кофта, волосы заплетены в хвостики. Джек – поразительно нескладный тринадцатилетний подросток, глаз почти не видно из-за челки, ревниво положил руку ей на плечо. Джек горячо любил Джоуи со дня ее появления на свет. Десятилетняя разница в возрасте ни капли не мешала: наоборот, им не приходилось соперничать друг с другом, и они были очень близки. Однако сейчас внимание Джоуи привлекли родители: если ей на снимке три года, значит, маме тридцать один. Тридцать один год, замужем, и у нее двое детей – подросток и маленькая девочка. Мамина кожа дышит молодостью, каштановые волосы сияют. «Какая же она молодая, – подумала Джоуи, – всего на несколько лет старше меня». В детстве мама не казалась ей молодой; она умерла прежде, чем Джоуи успела заметить, что она состарилась.
Возвращаясь к себе, Джоуи прошла мимо кабинета Ребекки. Два или три дня в неделю Ребекка работала из дома. Иногда по пути на чердак Джоуи слышала из-за двери ее приглушенный голос или стрекотание клавиатуры, но чаще из кабинета не доносилось ни звука, словно внутри никого нет.
Перегнувшись через перила, Джоуи взглянула вниз – удостовериться, что там пусто, осторожно толкнула дверь в кабинет Ребекки, вздрогнула и схватилась за сердце. В углу стоял человек. Нет, не человек – картонная ростовая фигура Джека в гавайских шортах. Джоуи помнила эту штуковину по фотографиям с мальчишника. Джек и его приятели возили ее по всему Бристолю и предлагали симпатичным девчонкам позировать с ней в обнимку.
Три стены небольшой квадратной комнаты заставлены стеллажами, на четвертой – эркерное окно, выходящее на улицу. Кофеварка, чайник, поднос с чашками и кружками, маленький холодильник, компактный бежевый диван – здесь есть все необходимое, можно целыми днями не выходить наружу. На рабочем столе три больших монитора, две клавиатуры, аккуратная стопка документов, свадебное фото Джека и Ребекки.
Джоуи едва помнила свадьбу брата. Она прилетела в Англию, страдая похмельем, и следующие сорок восемь часов пила без продыху, пока не пришло время лететь обратно. Ей под страхом смерти не вспомнить наряд невесты: судя по фотографии, на Ребекке было кремовое атласное платье точно по фигуре. Волосы распущены и расчесаны до блеска, в ушах – сережки с бриллиантами. В кои-то веки Ребекка улыбалась; к счастью, фотограф подоспел как раз вовремя, чтобы запечатлеть столь редкий момент. Единственное, что Джоуи запомнила про те выходные, – она смотрела на невыразительную жену своего замечательного брата и удивлялась, почему та не улыбается.
Джоуи поставила снимок на место, рассеянно провела пальцами по вещам, разложенным на столе. Нежно-зеленое пресс-папье. Тюбик крема для рук «Кэт Кидстон». Пластиковый кактус в горшке, совсем как настоящий. Серебряный браслет «Линкс оф Лондон». Маленькая фотография – девочка-школьница (наверное, Ребекка) обнимает бордер-колли.
Джоуи присела на обтянутый серой тканью подоконник и вгляделась в даль. Отсюда просматриваются крыши и дымовые трубы, за ними – река и соблазнительные изгибы холмов. А в левое окно эркера видно правое окно точно такого же эркера в доме Тома Фицуильяма. В мерцании настольной лампы тускло блеснуло зеркало, мелькнул женский профиль.