Вор-любитель. Избранные рассказы о Раффлсе - читать онлайн книгу. Автор: Эрнест Уильям Хорнунг cтр.№ 30

– Эмми, а! И она, конечно, сейчас же все пересказала тебе?

– Ничего подобного. С чего ты вздумал? Я должен был приложить все старание, чтобы выудить у нее эту тайну.

Его тон был достаточно предостерегающим, но у меня не хватило такта внять этому впечатлению. Наконец-то я узнал цель его неотступного ухаживания и стоял, покачивая головой и щелкая пальцами, совершенно не замечая нахмуренного вида Раффлса, под влиянием внезапного просветления.

– Вот пройдоха! – воскликнул я. – Теперь все понятно! Каким же я был бараном!

– Уверен ли ты, что ты им не остался?

– Нет, теперь я постиг то, что мучило меня вею неделю. Я просто-напросто не мог объяснить себе, что влечет тебя к этой молоденькой девочке. Я никак не воображал, что и она входит в игру.

– Так ты думаешь, что это была лишь игра и не больше?

– Ах ты, лукавая бестия! Разумеется, думаю.

– А ты не допускаешь, что она может быть дочерью богатого колониста?

– Да ведь есть дюжины богатых женщин, которые пойдут за тебя замуж хоть завтра.

– А тебе никогда не приходило в голову, что у меня может появиться фантазия бросить спорт, начать жить заново и жить все-таки счастливо… в глуши?

– При подобном тоне? Разумеется, нет!

– Банни! – вскричал Раффлс так свирепо, что я приготовился к боксу.

Нападения не последовало.

– Ты думаешь, что заживешь таким образом счастливо? – решился я все-таки спросить.

– Бог знает! – отозвался он и с этими словами оставил меня наедине изумляться его свирепому тону и брошенному на меня взгляду, да еще по такому ничтожному поводу.

III

Из всех многочисленных воровских подвигов, совершенных Раффлсом на моих глазах, наиболее искусным, как и наиболее трудным, оказался тот, который он выполнил в четверг между часом и двумя утра на палубе северно-германского корабля «Улан», стоявшего на якоре в Генуэзском порте.

Тут не встретилось ни малейшей задоринки. Каждая мелочь была предусмотрена, все произошло так, как я желал. Внизу не было никого, одни только юнги стояли на палубе, на мостике тоже никого не замечалось. Было двадцать пять минут второго, когда Раффлс, не имея на себе ни клочка одежды, с заткнутым ватой стеклянным флаконом в зубах и с тонкой отверткой за ухом поставил ногу в вентилятор, находившийся над его койкой. Без девятнадцати минут в два он возвратился: сначала показалась его голова, по-прежнему со склянкой между зубами и с ватой, засунутой внутрь, чтобы заглушить шум от предмета, лежавшего внутри пузырька и напоминавшего небольшой серый боб. Он отвернул винты и завинтил их потом снова, открыл вентилятор фон Геймана, но в конце концов он остался по-прежнему крепко захлопнутым.

Что же касается фон Геймана, то оказалось вполне достаточным положить лишь на его усы смоченный хлороформом тампон и придержать его между раскрытыми губами. Проделав все это, непрошеный гость пробрался в каюту, не произведя ни звука.

И вот перед нами очутилась добыча: жемчужина величиною с лесной орех, розоватого цвета, как ноготь женщины, это драгоценное наследие пиратов, дар европейского монарха властителю южного моря.

Мы пожирали сокровище глазами, закончив работу. Мы произносили за него тосты, чокаясь виски с содовой водой, что было заготовлено накануне для этого великого момента. Но настоящая минута была величественнее, торжественнее всех наших самых сумасбродных мечтаний. Нам оставалось лишь спрятать жемчужину (Раффлс вынул ее из оправы, положив последнюю обратно), и спрятать так, чтобы можно было выдержать самый тщательный обыск и далее перенести жемчужину с собой на неаполитанский берег. Раффлс и занимался прятанием, когда я вернулся в каюту. По моему мнению, следовало сойти на берег в Генуе этой же ночью и укрыться где-нибудь с добычей, но Раффлс не хотел о том и слышать, выставляя целый ряд различных оснований.

Вообще говоря, я не думал, что дело откроется и возникнут подозрения раньше того момента, чем мы поднимем якорь, но быть уверенным в этом я не мог. Трудно предположить, чтобы человек, которого усыпили хлороформом, не испытал бы затем никаких последствий и не почуял бы утром подозрительного запаха. Во всяком случае, фон Гейман появился на другой день как ни в чем не бывало, в своей немецкой шапочке, надвинутой на глаза, со щетинистыми усами, заостренными в ниточку. Около десяти часов мы отплывали от Генуи. Уже последний полицейский – худой, с синим выбритым подбородком, – оставил палубу, последний торговец фруктами был отнесен в сторону бурливым потоком и с бранью отчалил от нас в своей лодке, но перед самым отплытием взошел на палубу еще один пассажир – важный седобородый старец, который заставлял ждать целый громадный пароход, торгуясь с лодочником из-за пол-лиры.

Наконец-то мы тронулись, канат был подобран, маяк пройден, и мы с Раффлсом, облокотившись на перила, смотрели на свои тени, вырисовывавшиеся на бледно-зеленых волнах, напоминавших собой жидкий, с прожилками мрамор и вновь теперь плескавшихся о наш корабль.

Наступил обычный черед ухаживаний за австралийкой фон Геймана, мы еще заранее условились, что он останется подле нее целый день и отдалит таким образом роковой час. Леди казалась несколько скучающей и все время поглядывала в нашу сторону, но он спешил жадно воспользоваться представившимся ему случаем. Однако Раффлс был угрюм и не в своей тарелке. Вид у него был совсем не победителя! У меня мелькала, как смутное предположение, мысль, что предстоящая разлука в Неаполе лежит камнем у него на сердце.

Но в этом он никогда бы не сознался и даже не допустил бы меня высказать подобное соображение.

– Постой тут, Банни, я должен сказать тебе кое-что. Хорошо ли ты умеешь плавать?

– Немного.

– Миль десять?

– Десять? – я расхохотался. – Дай Бог одну! А почему ты спрашиваешь?

– Потому что к вечеру мы отойдем миль на десять от берега.

– Ради Бога, что ты затеял, Раффлс?

– Ничего, только я пущусь в море, если дойдет до худшего из худших. Ты, пожалуй, и вовсе не умеешь плыть под водой?

Я не ответил на его вопрос. Я еле расслышал его, на моем лбу выступил холодный пот.

– Почему же дойдет до худшего из худших? – пролепетал я. – Разве наши следы открыты?

– Нет.

– Тогда к чему же говорить таким образом?

– Это может случиться, один из наших старых врагов тут, на корабле.

– Один из старых врагов?

– Мэкензи.

– Не может быть!

– Бородатый господин, который взошел на пароход последним.

– Ты уверен?

– Уверен ли? Мне было досадно, что ты его не узнал.

Я в ужасе закрыл лицо платком. Теперь, припоминая старика, я уловил что-то знакомое в его походке и нечто слишком молодое для его кажущегося преклонного возраста. Его борода также казалась неубедительной, когда я мысленно представил его себе при свете внезапного откровения. Я глянул вверх, вниз, но старика нигде не было видно.