Песочный человек и другие ночные этюды - читать онлайн книгу. Автор: Эрнст Теодор Амадей Гофман cтр.№ 144

Оборот, который приняло это дело, немало удивил юного Родериха; он приступил с настойчивыми просьбами к Ф. объяснить, каким чудом все это случилось, какие таинственные силы были здесь замешаны. Ф. утешил его, отложил все на будущее, а именно когда Родерих вступит во владение майоратом. Однако ж передача майората не могла быть совершена, ибо суд, не удовлетворенный помянутым заявлением Губерта, потребовал сверх того неоспоримых доказательств законности претензий Родериха. Ф. предложил Родериху поселиться в Р…зиттене и прибавил, что мать и сестра Губерта, поставленные в затруднительное положение его поспешным отъездом, предпочли бы спокойное пребывание в родовом замке несносному своим шумом и дороговизной городу. Восторг, с каким Родерих ухватился за мысль прожить некоторое время под одной кровлей с баронессой и ее дочерью, показал, какое глубокое впечатление произвела на него Серафина, это милое прелестное дитя. И в самом деле, барон так хорошо употребил время своего пребывания в Р…зиттене, что по прошествии немногих недель приобрел искреннюю любовь Серафины и получил согласие матери на брак. Ф. полагал, что все это произошло слишком скоро, ибо утверждение Родериха в правах владельца майората все еще оставалось под сомнением. Идиллическую жизнь в замке нарушили письма из Курляндии. Губерт, не заглянув в свои имения, сразу поехал в Петербург, где поступил на военную службу, и отправился в поход против Персии, с которой Россия тогда вела войну. Это сделало необходимым скорый отъезд баронессы и ее дочери в свои поместья, где царили хаос и беспорядок. Родерих, считавший себя уже приемным сыном баронессы, не преминул сопроводить возлюбленную, и так как стряпчий воротился в К., то замок снова опустел. Тяжкая болезнь дворецкого становилась все злее и злее, так что он уже больше не надеялся оправиться; должность его передали старому егерю, верному слуге Вольфганга, Францу. Наконец, после долгого ожидания, Ф. получил из Швейцарии известия благоприятнейшие. Священник, венчавший Вольфганга, давно уже помер, однако в церковных книгах разыскали его собственноручную запись, что тот, кого он под именем Борна сочетал браком с девицей Юлией де Сен-Валь, надежно удостоверил себя перед ним как барон Вольфганг фон Р., старший сын барона Родериха фон Р. из Р…зиттена. Помимо того сыскались еще два свидетеля, бывших при венчании, — купец из Женевы и старый французский капитан, переселившийся в Лион, которым Вольфганг также открыл себя; их клятвенные показания подтвердили запись пастора в церковной книге. Имея на руках составленные по всей форме акты, стряпчий полностью доказал законность прав своего доверителя, и теперь уже ничто не препятствовало передаче майората, которая должна была свершиться будущей осенью. Губерт был убит в первом же сражении, в каком ему привелось участвовать, его постигла участь младшего брата, также павшего на поле брани за год до смерти их отца; таким образом, курляндские поместья перешли к баронессе Серафине фон Р. и составили прекрасное приданое, которое она принесла бесконечно счастливому Родериху.

Стоял уже ноябрь, когда старая баронесса и Родерих со своей невестой прибыли в Р…зиттен. Последовала передача майората, а затем бракосочетание Родериха и Серафины. Несколько недель прошло в счастливом веселье, пока наконец пресытившиеся гости мало-помалу не разъехались, к великому удовольствию стряпчего, который не хотел покинуть Р…зиттена, прежде чем обстоятельно не посвятил молодого владельца майората во все дела его нового имения. Дядя Родериха со строжайшей аккуратностью вел счет доходам и расходам, и так как Родерих получал ежегодно на свое содержание ничтожную сумму, то излишек от доходов составил значительный прирост к наличному капиталу, оставшемуся после старого барона. Только первые три года Губерт употреблял доходы от майората на свои нужды, но, сделав о том долговую запись, обеспечил выплату из средств доставшейся ему части поместий в Курляндии.

С тех пор как стряпчий узнал, что Даниель лунатик, он поселился в спальном кабинете старого Родериха, чтобы получше выведать то, что впоследствии Даниель открыл ему добровольно. И так вышло, что этот покой и соседняя с ним большая зала стали местом, где барон и Ф. встречались для занятий делами. Однажды оба они сидели за большим столом при ярком свете пылающего камина; Ф. гусиным пером записывал суммы, исчисляя богатства владельца майората, а тот, подпершись рукой, заглядывал в раскрытые счетные книги и важные документы. Они не слышали глухого рокота моря, тревожных криков чаек, которые, возвещая бурю, без устали носились взад и вперед и бились в окна; они не приметили, как в полночь поднялась буря и с диким ревом бушевала вокруг замка, пробудив всех домовых в каминных трубах и узких переходах, так что повсюду слышался отвратительный свист и вой. Наконец, после ужасного порыва ветра, от которого сотрясалось все здание, внезапно всю залу озарило темное сияние полной луны; Ф. воскликнул: «Лихая погода!» Барон, всецело поглощенный мыслями о доставшемся ему богатстве, равнодушно ответил, с довольной улыбкой переворачивая страницу в росписи доходов: «В самом деле, жестокая буря». Но как содрогнулся он от ледяного прикосновения страха, когда распахнулась дверь в залу и бледное призрачное существо, сама смерть на челе, переступило порог. Даниель, о ком стряпчий так же, как и все, думал, что он тяжко болен и лежит в беспамятстве, не в силах пошевелить ни одним членом, снова стал лунатиком и начал бродить ночью. Безмолвно, неподвижными очами смотрел барон на старика, но, когда тот со страшными вздохами, полными смертной тоски, стал царапаться в стену, глубокий ужас объял барона. Лицо его помертвело, волосы стали дыбом, вскочив, он с угрожающим видом подошел к старику и громким голосом, гулко отозвавшимся в зале, воскликнул: «Даниель, Даниель! Что делаешь ты здесь в этот час?» И вот старик, испустив тот же ужасающий вопль, подобный реву насмерть раненного зверя, как и тогда, когда Вольфганг в награду за верность предложил ему золото, рухнул на пол. Ф. созвал слуг, старика подняли, но все попытки вернуть его к жизни были напрасны. Тогда барон закричал вне себя:

— Боже мой! Боже мой! Разве я не слыхал, что лунатику может приключиться мгновенная смерть, если его окликнуть по имени! Я! Я, несчастный, убил бедного старика!

Ф., когда слуги унесли труп и зала опустела, взял не перестававшего винить себя Родериха за руку, в глубоком молчании подвел к замурованной двери и сказал:

— Тот, кто рухнул здесь мертвым к вашим ногам, был бесчестный убийца вашего отца!

Барон, словно узрев адских духов, оцепенело смотрел на стряпчего. Ф. продолжал:

— Настало время поведать вам ужасную тайну, что тяготела над этим чудовищем и понудила его, проклятого, блуждать по ночам. Небо определило сыну отомстить убийце отца! Слова, прогремевшие в ушах мерзкого лунатика, были последние, что сказал несчастный отец ваш!

Трепеща, не в силах вымолвить слова, барон занял место рядом со стряпчим, севшим у камина. Ф. начал с того, что передал содержание бумаги, которую оставил на его имя Губерт и которую он должен был распечатать только после того, как откроют завещание. Губерт в выражениях, свидетельствующих о глубочайшем раскаянии, винил себя в непримиримой ненависти к старшему брату, которая укрепилась в нем с той поры, когда старый барон Родерих учредил майорат. Всякое оружие было у него отнято, ибо ежели бы ему и удалось коварно поссорить сына с отцом, то и это не имело бы последствий, так как и сам Родерих уже не мог бы лишить старшего сына прав первородства, да и, следуя своим правилам, никогда бы так не поступил, хотя бы его сердце и душа совершенно от него отвратились. Только когда Вольфганг в Женеве вступил в любовную связь с Юлией де Сен-Валь, Губерт стал думать, что может погубить брата. Тогда, вступив в сговор с Даниелем, он предпринял попытку мошенническим образом принудить старого барона к решениям, которые должны были ввергнуть Вольфганга в отчаяние.