— Видимо, ты права, — соглашаюсь я, не найдя в ее выводах противоречий.
— И как с ним поступить? Выбрасывать?
— Положи обратно. Я сначала посоветуюсь с Атисом. Не хочется, не зная каких-то нюансов, попасть в новые неприятности.
Вечером, когда он, как обычно, зашел пожелать мне хороших снов, я именно так и сделала. Леянин меня выслушал и успокоил:
— Насколько мне известно, цветок имеет значение исключительно для первой церемонии, дальше в описаниях традиций нигде не фигурирует. Но Лурита права, негласное символическое значение тоже возможно. В любом случае оставлять его на Цессе не стоит, чтобы не давать повода для пересудов. Я заберу.
В общем, коробку он унес, избавив меня от еще одной головной боли. Больше я этого цветка никогда не видела, и разговоров о нем Атис не начинал. Наверное, все же утилизировал тихонько, я допытываться не стала. А вот Лурита свой цветок в тот же день демонстративно выбросила, и я потом видела не один осуждающий взгляд, направленный в ее сторону.
Впрочем, через сутки этот вопрос ни меня, ни ее, ни кого-либо другого уже не волновал, потому что все заслонила новость: принц ли’Тон вышел из комы.
Я напросилась на посещение медицинского центра в момент извлечения пациента из капсулы. Уговорила Атиса взять меня с собой. Отказать мне леянин не смог, хоть и пытался переубедить. Возможно, он был прав и мне совершенно незачем было присутствовать при этом фарсе, но я ни за что не желала пропустить уникальное зрелище. Очень уж мне хотелось собственными глазами увидеть, как «обрадуется» любовничек известию, что ему уготовано стать бывшим.
О своей настойчивости я не пожалела. Спектакль оказался выше всяких похвал. Достойно выглядело все: и антураж, и зрители, и действующие лица, и реплики, определенно не отрепетированные, а потому весьма занимательные.
Стерильная чистота помещения, наполненного светом, свежим воздухом и запахом медикаментов. Отодвинутое к белым стенам медицинское оборудование, выключенное, забытое, с темными дисплеями, словно расписавшееся в своем бессилии. Триумфально занимающее центральную часть палаты, сияющее зеркальным блеском каплевидное устройство, раза в полтора длиннее, чем тело империанина.
Два леянина в насыщенно-голубых комбинезонах, неторопливо выключающие систему, открепляющие подводящие трубки и вынимающие из гнезд провода. Еще два врача-цессянина в белом облачении, за ними наблюдающие, но замершие чуть поодаль, чтобы не мешать. Другой медперсонал, не допущенный в палату, с любопытством созерцающий происходящее, оставаясь за прозрачной перегородкой.
Одетый в довольно мрачный по цессянским меркам строгий бежевый костюм без декоративной отделки король Цесса, сидящий в специально принесенном сюда кресле и нетерпеливо постукивающий по полу ботинком. Прислонившийся к стене Атис в привычных для него серых брюках, белой рубашке и жилете, отороченном меховой опушкой, — теперь я знала, как называется эта пушистая ткань. Ну и я, разумеется, в вызывающем черном платье в пол и со столь же демонстративно сидящим у меня на плече шигузути, который почему-то именно сегодня наотрез отказался прятаться в одежде. Мало того, еще и постоянно перепрыгивал с моего плеча на плечо леянина, словно решить не мог, с какого ракурса смотреть удобнее.
Наконец, самый главный персонаж, на которого в этот момент направлено исключительно пристальное внимание. Пока еще темный, мутный силуэт, шевелящийся за стенками капсулы в ожидании своего освобождения. И со вздохом облегчения принимающий положение сидя, едва крышка лопается поверху и уходит в боковые стенки устройства.
— Уф-ф… Наконец-то! — Он растирает ладонями голые плечи и поводит шеей, разминая затекшие мышцы. — В прошлый раз как-то легче было. Сколько?..
Вопрос замирает на губах, когда Атиус понимает, что кроме бросившихся к нему врачей здесь присутствуют и другие. Впрочем, увидев картину в целом, мелочей он пока не замечает, а потому лишь удивленно молчит, не зная, что сказать.
— Шесть дней, — не слишком довольным тоном ставит его в известность король.
— Ясно, — все же находит в себе силы ответить Атиус.
На несколько секунд мы теряем его из виду, потому что врачи заслоняют пациента, надевая на него халат и помогая выбраться из капсулы. То есть сесть на ее край, потому что вставать на ноги ему еще точно рано.
— Дейлина… — К чести альбиноса, перво-наперво он решает извиниться передо мной. Видимо, прекрасно помнит причину, по которой в капсуле оказался. — Я вел себя недопустимо. Прости. Надеюсь, наказание, которое я получил за самоуверенность, кажется тебе достаточным. Если нет, то я, несмотря на то, что ты фаворитка, а не жена, готов понести другое. Все, что ты скажешь. — Он демонстративно печально вздыхает, с показной обреченностью принимая неизбежность.
Придумывать, что сказать в ответ, мне не приходится. Атис реагирует быстрее:
— Принц ли’Тон, степень вашего пристального внимания к статусу Дейлины впечатляет. Безусловно, большая честь — быть любовником наследницы Рооотона. Надеюсь, что это не единственная причина для гордости, и вы ничего не потеряете, если от нее откажетесь.
— Откажусь?
Атиус хмурится, а вот глазки бегают, отыскивая отца в поисках поддержки. По вполне понятным причинам не находят. Вернее, обнаруживают перекошенное гримасой лицо и испуганно округляются.
— Атис Алиин ат’Шон, могу я попросить вас об услуге? — цедит сквозь зубы король Цесса, испепеляя сына взглядом.
— Какой именно? — спокойно спрашивает леянин.
— Не демонтируйте капсулу стабилизации, — негромко, но внятно доносит до него свою просьбу цессянин, сжимая кулаки. — И уведите, пожалуйста, девушку. Не думаю, что дальнейшее ей понравится.
— Дэйль Монт ли’Тон, мне не хотелось бы задерживаться на Цессе, поэтому ваши намерения кажутся мне нерациональными и несвоевременными. Капсулу я оставлю, но очень рассчитываю не знать, как именно вы ею распорядитесь. Дейлина, несомненно, увидела и услышала достаточно. Она уйдет, а я останусь. Прослежу за сохранностью… оборудования.
— Да что происходит? — растерянно бормочет принц.
Именно в этот момент Черныш решает, что с моего плеча ему обзора недостаточно. Он перепрыгивает на леянина, и если на моем черном платье малыш был совсем незаметен, то на серо-голубом жилете Атиса… Вот-вот, виден он более чем прекрасно.
Атиус нервно вздрагивает, теряя дар речи, а Атис еще больше усиливает его потрясение, склоняясь ко мне. Целует в лоб и осторожно подталкивает к выходу.
— Я присмотрю за Чернышом, не волнуйся, — тихо шепчет и раскрывает проем.
Я с ним не спорю. Послушно выскальзываю за дверь под надзор дежурящей у входа Луриты. С ней же усаживаюсь за стеклянной стеной оранжереи, которая находится как раз напротив входа в медцентр. Заниматься нам все равно нечем, а мне любопытно, когда же семейные разборки закончатся. То есть как долго король будет вразумлять своего сына под бдительным оком леянина. Ясно, почему Атис остался, — не хочется долго ждать церемонии официального отказа, а она неизбежно отложится, если Монт будет пользоваться не только словами.