Без единого выстрела - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 66

Незнакомец так же молча поджал губы и сделал глубокомысленное движение бровями, как будто столкнулся с любопытной задачкой из учебника арифметики. Ляпа сделал недвусмысленное движение пистолетным стволом, предлагая гостю поднять руки.

— Спокойно, — миролюбиво произнес взломщик, послушно поднимая руки и демонстрируя Ляпе пустые ладони. — Не надо так сильно давить на спуск, эта штука может выстрелить.

«Закрой пасть и повернись спиной», — хотел скомандовать Ляпа. Он уже открыл рот, и тут что-то произошло — что именно, он так и не понял, хотя впоследствии несколько раз вспоминал этот бесславный эпизод своей трудовой биографии, пытаясь восстановить ход событий во всех подробностях.

Он стоял в узкой, не больше полуметра, щели, надежно прикрытый с левой стороны мойкой, а с правой — высоким узким шкафчиком, в каких хозяйки обычно хранят кастрюли, полотенца и прочую кухонную дребедень. Взломщик с поднятыми руками находился прямо перед ним на расстоянии добрых полутора метров — стоял с растерянным и вроде бы даже виноватым видом и смотрел на Ляпу печальными, как у сенбернара, глазами. Было очевидно, что он сопротивляться не станет. Ляпа очень удивился, когда его правая кисть вдруг взорвалась нестерпимой болью, а пол, потолок и стены кухни ни с того ни с сего пришли в движение, стремительно меняясь местами, словно Ляпа ненароком угодил внутрь большой бетономешалки. Спиной вперед пролетая через кухню, он услышал, как в комнате что-то тяжело упало и разбилось с глухим кашляющим треском, но не обратил на это внимания. Куда подевался пистолет, Ляпа тоже не понял, а через секунду подоконник со страшной силой ударил его пониже спины, и Ляпа, очень гордившийся своим красным поясом по каратэ, со всего маху врезался спиной в окно, оборвав дребезжащие горизонтальные жалюзи.

Тройной стеклопакет дрогнул, издав глухой короткий треск, но устоял и, слегка спружинив, швырнул Ляпу вперед. Если бы не Ляпины молодость, бычье здоровье и бойцовский характер, за который его неоднократно хвалил тренер, все могло бы на этом закончиться. Ляпе достаточно было упасть на пол и немного полежать там, прикидываясь бесчувственным телом, но у него были неплохие рефлексы, а подумать он просто не успел. Поэтому Ляпа с огромным трудом удержался на ногах, тряхнул головой, принял некое подобие боевой стойки и даже сделал шаг вперед несмотря на то, что крестец у него онемел от удара о подоконник, а правая рука, казалось, напрочь лишилась кисти.

Он успел заметить, как шевельнулись губы незнакомца, словно тот собирался что-то сказать, но передумал. Ляпа сделал еще один нетвердый шаг и ударил левой. Его кулак стремительно метнулся вперед, и тут опять произошло что-то непонятное, из-за чего все тело Ляпы устремилось вслед за кулаком, пересекло кухню в обратном направлении, но на сей раз головой вперед, с грохотом влетело в щель между шкафчиком и мойкой и с неприятным треском воткнулось головой в выложенную кремовым импортным кафелем стену. На этом приключения Ляпы закончились, и настала очередь Свиста.

Рассказывая Канашу о неприятных событиях этого дня, Свист был точен до того самого момента, когда, бесшумно подкравшись сзади, он свалил человека, которого его спутник называл полковником, ударом пистолетной рукояти по затылку. По мнению Свиста, это было проще и надежнее, чем брать противника в плен, пугая пистолетом. По крайней мере, так полковник его не видел и не смог бы опознать, случись что-то непредвиденное.

Полковник послушно повалился на пол, по дороге своротив стоявший на столе монитор и потеряв свою бейсбольную шапочку с длинным козырьком. Без шапочки он стал больше походить на полковника. Во всяком случае, затылок у него точно был полковничий — аккуратно подстриженный, суховатый, начальственный.

Монитор «пентиума» с тяжелым треском рухнул в груду электронного хлама на полу, и словно в ответ, что-то загрохотало на кухне, где несколько секунд назад Ляпа сунул под нос второму пистолет. Потом там снова загремело, на этот раз сильнее. Внизу раздались частые удары —, кто-то свирепо колотил в потолок, требуя прекратить безобразие.

Свист и сам чувствовал, что безобразие пора заканчивать, пока живший этажом ниже дятел не вызвал милицию. Он бросился на кухню, и с этого момента его воспоминания потеряли ясность и последовательность. Он помнил, что навстречу ему из дверей кухни метнулась какая-то стремительная тень, а потом перед глазами полыхнул фейерверк исключительной красоты и яркости, и стало темно.

Свист очнулся на полу в прихожей. Голова у него была крепкая, так что без сознания он провалялся несколько минут, не больше. На кухне протяжно стонал Ляпа, по полу тянуло сквозняком. Входная дверь была приоткрыта, а оба взломщика, в том числе и лежавший без сознания полковник, бесследно исчезли. Кроме того, вместе со взломщиками исчезли оба пистолета — и его, и тот, что был у Ляпы. Примерно столько же времени у него ушло на то, чтобы убедиться в полной неспособности Ляпы самостоятельно покинуть поле боя. Тяжело мотая гудящей, будто с похмелья, головой, Свист полез в карман за сигаретами, но тут же спохватился, кое-как взвалил на плечо тяжеленного Ляпу и поспешно покинул квартиру Чека, наплевав и на то, что их могут увидеть, и на сдавленные стоны своего напарника, которому каждое движение причиняло нестерпимую боль.

Ему все-таки удалось унести ноги до того, как прибыл вызванный неугомонным пенсионером Курьяновым милицейский наряд, и более или менее удачно сдать Ляпу в травматологию, сказав, что тот свалился с лестницы. Только после этого он позвонил Канашу, стараясь не обращать внимания на настойчивую мысль о том, что настоящие неприятности только начинаются.

— Юрий Валерьевич, — негромко, но с нажимом произнес Канаш, — вы уверены, что у вас нет никаких срочных дел за границей?

Они сидели на просторной веранде рогозинской дачи — той самой, на которой когда-то состоялась достопамятная вечеринка. Дача была старая и по сравнению с хоромами партнеров и конкурентов Рогозина смотрелась довольно скромно, но хозяина она устраивала. В ней было какое-то сентиментальное очарование, отдающее ароматом бабушкиного сундука, и Рогозин часто говорил, что не променяет эту дачу даже на президентский дворец в Крыму. Канаш понятия не имел, насколько эти его утверждения соответствовали действительности, но дача нравилась и ему.

— Ты хочешь сказать, что все настолько плохо? — спросил Рогозин, вертя в руках большое, с кулак взрослого мужчины, антоновское яблоко.

— Ну, может быть, и не настолько, — ответил Канаш, — но ситуация достаточно напряженная.

Рогозин поднес яблоко к лицу и с силой втянул его терпкий аромат. Глаза его мечтательно прикрылись, и Канаш заметил, какие отяжелевшие, словно после бессонной ночи, у него веки.

— Ситуация всегда напряженная, — сказал Рогозин. — И потом, не могу же я улепетывать за бугор всякий раз, когда какая-нибудь хромая сволочь захочет перерезать мне глотку. Не понимаю, Валентин Валерьянович, что мешает тебе нейтрализовать этого мерзавца?

— Дело уже не только и не столько в нем, — подавив вздох, сказал Канаш. — Дело в брате Свешниковой.