И как ей это удается? - читать онлайн книгу. Автор: Эллисон Пирсон cтр.№ 54

Cтраница 54

Суббота, парижский Диснейленд, ужин в ресторане Тоуд-Холл.

Получаю воздушный поцелуй от темноволосого прекрасного незнакомца. Какая жалость, что он родом из мира Диснея. Эмили, в благоговейном трансе от встречи наяву с героями любимых мультиков, прячется за мою ногу и отказывается даже здороваться.

Мгновением позже в ресторан фурией влетает Пола. Злая как черт. Она дала себя уговорить и «согласилась» поехать с нами в Евро-Дисней. Приблизительно так же Британия «согласилась» вернуть Индию. Тактическая ошибка мне дорого обойдется.

Я уже начинаю расплачиваться, извиняясь за все подряд, особенно за то, в чем моей вины уж точно нет. Прошу прощения, что Бен вчера ночью разбудил всех храпом, прошу прощения за нерасторопность гостиничной обслуги, прошу прощения, что французы не говорят по-английски. Ах да, я забыла извиниться за бесконечный дождь. Нижайше прошу прощения.

Молча устроившись напротив, Пола наблюдает за моими материнскими потугами с презрительным видом автоинструктора, который ни на минуту не сомневается, что его ученик-всезнайка вот-вот врежется в столб.

После четверти часа ожидания официанта в этом отвратном месте — фальшивая позолота, горгульи из серой пластмассы — Пола заказала цыплячье филе себе, Эмили и Бену. Прикинув, что вместо цыплят здесь, скорее всего, подают пенициллин в обсыпке, я решила проявить характер.

— Думаю, детям лучше взять слоеный пирог. Надеюсь, начинка в нем с ближайших ферм, а не из пробирки.

— Как скажете, — жизнерадостно соглашается Пола.

Бен при виде пирога скорбно кривится и от горя впадает в икоту. Французские семейства за соседними столиками (с enfants в темно-синих или стальных костюмчиках, чинно поглощающими натуральные французские продукты) как по команде оборачиваются поглазеть на англо-саксонских варваров. Эмили заявляет, что не будет пирог, потому что он похож на вареное яйцо, и что она хочет «как у Полы». Я так и знала. Нет, вслух Пола не произносит сакраментальной фразы. Она просто сочувственно обнимает Бена и кормит его жареной картошкой со своей тарелки.

— Эмили, перестань, прошу тебя.

Эм один за другим опустошает одноразовые пакетики с сахаром. Заключаем сделку: она может соорудить снежно-сахарную горку для Минни-Маус со своего брелока, если съест весь пирог и три горошины. Нет, пять горошин. Идет?

Положение исправлено. Хорошо бы расслабиться, но в мозгах что-то упорно крутится. Чего-то я не доделала. Ну, что еще, Кейт?! ЧТО?

19.16

Заснуть после парижской эмоциональной встряски нереально. Перед сном Эмили требует повторения пасхальной библейской истории, которая не дает ей покоя с прошлой недели, когда моя дочь узнала, что младенец Иисус из рождественских гимнов вырос и стал тем самым человеком на кресте. Как раз тот случай, когда мечтаешь нажать кнопку и вызвать добрую фею, чтобы погладила ребенка по головке и взяла все объяснения на себя.

— Почему его убили? Иисуса? Вот он, мой ночной кошмар.

— Потому что… ну, потому, что людям не нравилось то, что он говорил.

Эмили, вижу, прочесывает мозги в поисках самого страшного из преступлений.

— Люди не хотели делиться?

— И это тоже. Они не хотели делиться.

— А Иисус, когда умер, стал еще лучше и улетел на небо.

— Правильно.

— Сколько ему было лет, когда его крестовали?

— Распяли на кресте. Тридцать три.

— А тебе сколько, мам?

— Мне тридцать пять, солнышко.

— А есть такие люди, которым сто лет, правда?

— Правда.

— Но они все равно умрут?

— Да.

Ей хочется услышать, что она не умрет. Я знаю те слова, которые сейчас ей нужны, — единственные, которые я произнести не могу.

— Умирать очень грустно. Потому что подружек больше не увидишь…

— Да, Эм, это грустно. Очень грустно. Но здесь останутся люди, которые тебя любят…

— На небе много людей, правда, мам? Очень, очень много.

— Да, дорогая.

Когда-то давным-давно, еще в те наши годы, мы с Ричардом поклялись, что не станем предлагать своим детям сказки о вечной жизни в качестве утешения. Никаких ангелов и архангелов, никаких сладкозвучных арф, никаких елисейских полей, наводненных твоими недругами из колледжа. Клятва прожила… секунд пять после того, как моя дочь выговорила слово «смерть». Да разве может мать собственноручно открыть дверцу топки и показать своему ребенку будущее всех ее родных, близких, любимых?!

— И пасхальный кролик тоже на небе?

— Нет, моя хорошая. Пасхального кролика там точно нет.

— Зато Спящая красавица…

— А Спящая красавица живет в своем замке, и завтра мы ее увидим.

Меня поражают вопросы Эмили, но куда больше поражает тот факт, что мне дозволено отвечать как бог на душу положит. Хочу — скажу, что Бог есть, хочу — что нет. Хочу — скажу, что «Оазис» лучше «Блёр» ^[25], хотя особого смысла в этом нет, поскольку, когда Эмили подрастет, никаких пластинок не будет, а Мадонна отойдет в прошлое наравне с Гайдном. Взбредет мне в голову — могу заявить, что Гэри Грант соперничает с Шекспиром за звание величайшего англичанина. Я — я! — могу предложить ей стать футбольной фанаткой, ия же могу убедить, что спорт — это жуть как скучно. Могу посоветовать подумать как следует, кому преподнести свою девственность, или пораньше просветить насчет контрацепции. Могу на правах профессионала порекомендовать отчисление трети ежегодного дохода на счет пенсионного фонда или просто сказать, что любовь за все в ответе. Черт побери, я могу ляпнуть все, что угодно! Свобода, Кейт… Свобода, которая восхищает и приводит в ужас.

Отправив новорожденную девочку вместе с родителями домой, врачи — или кто там за это несет ответственность — забыли вручить нам руководство по смыслу жизни. Помню, как Ричард за широкие лямки вынул коляску из машины и осторожно, как бесценный фарфор, отнес в гостиную. (Тогда мы еще боялись ее разбить, не зная, что скорее произойдет все наоборот.) Мы с Ричем посмотрели друг на друга, потом вместе — на нашу дочь. И что дальше?

Водить машину без лицензии вам не позволят, зато детей растить — сколько угодно. Забирайте и варитесь в собственном соку. Стать родителем — все равно что построить лодку в открытом море, это я вам говорю.