– Ну, этого добра на торговых рядах и в лавках, что на Посаде, полным-полно. Все, что надо, купишь, коль деньга есть.
– Михайло дал.
– Тогда купишь. С Марфой пойдешь, она все покажет, расскажет. Значится, сначала помывка?
– Да.
– Добре.
Они спустились вниз.
Марфа быстро согрела воду, Алена помылась, помыла сына, и приступили к трапезе. После все легли спать.
Утром, как только встали и позавтракали, Марфа повела Алену на торговые ряды. У Алены глаза разбежались, на лотках, в лавках было ВСЕ. Но, будучи женщиной экономной, она выбрала не очень дорогие сарафаны, рубашки, лапти, волосник – особую шапочку, под которую замужние женщины заправляли волосы, в то время как молодухи плели косы и весьма гордились ими.
– Пошто, Алена, дешевое покупаешь? – удивилась выбору новой хозяйки Марфа.
– Не след, Марфа, сорить деньгами.
– А как выйдешь к Михайло, когда тот возвернется? В дешевом, тусклом сарафане?
– Об этом не подумала, – задумчиво покачала головой Алена.
– Надо думать. Мужчине приятно, когда его женщина краше других.
Марфа уговорила ее купить шелковую рубаху, отделанную жемчугом, калиги – полусапожки из кожи, пришедшие в Русь от воинов-римлян, бархатные башмаки на только входивших в моду каблуках, кокошник и украшения – ожерелье, серьги, перстень. К головному убору – колты (подвески), отделанные серебром. Купили и нижнее белье, и одежу для сына. Для того было проще. Чего ему надо? Лапти малые, штаны, да рубашонки. По совету Марфы Алена купила и душегреи. Жена Герасима уговорила приобрести шубу, зима не за горами, но тут Алена воспротивилась, и так много денег потратили.
С покупками вернулись домой. После вечерней молитвы потрапезничали. Герасим с женой ушли. Они жили недалече, а своя хата тоже требовала ухода. Алена обошла подворье. Из живности в загоне под навесом – свинья, рядом – сарай, кудахтали куры, гоготали гуси, крякали утки. Днем она живность не видела, так как ее отпускали на улицу, куры рылись в песке, свинья, вырыв пятаком приличную яму, валялась у забора, утки и гуси уходили к реке. В хлеву – мешки с зерном, в земляных погребах – соленое мясо, бочки с квашеной капустой, солеными огурцами, другая провизия. С таким запасом и голодный год не страшен.
Алена уложила Петрушу спать, а сама, еще раз пройдясь по дому, присела на скамью в горнице, вздохнула и заплакала. Чего бы ей плакать? Хорошо все, но слезы бывают не только от горя или боли, они появляются и от радости, счастья. Немного успокоившись, она проверила запоры на дверях, погасила свечи и легла на скамью, прижав к себе сопящего сына. И уснула крепким сном. Впервые после мытарства у татар, в дороге кошмарные сны ей не виделись. Напротив, светлые, цветные, покойные.
В среду, как и было оговорено, мурза Басыр, получив деньги, отдал приказ своему помощнику посадить в арбы бывших невольников и под охраной отряда в тридцать верных нукеров вывести обоз за Кафу. Туда подъехал и Бордак. Поприветствовал земляков, кивнул десятникам, которые надменно отвернулись.
Дьяк Петр Агапов, закончив бумажные дела, получив купчие с подписью и печатью татарского вельможи, приехал спустя час, и тогда же обоз начал движение по бескрайним степям Крыма. Расстояние в сто пятьдесят верст с гаком прошли за четыре дня. Движение сильно тормозил обоз из шести арб, в которых находились бывшие невольники.
В солнечный воскресный день вышли к Перекопу. И там дьяк Агапов сказал старшему из татар, Камилю, куда следует идти далее. Ушли правее. Через три версты подошли к большому лагерю, и там сразу была объявлена тревога. К обозу подъехал облаченный в доспехи с саблей воин и представился Камилю, в котором безошибочно определил старшего:
– Воевода, боярин Головняк Семен Иванович.
Представился и Камиль, после чего затребовал у воеводы царскую грамоту. Заполучив ее, прочитал и, возвращая, произнес:
– Приветствую тебя, боярин!
– И тебя, воин! Доставили наших людей?
Камиль обернулся, выкрикнул:
– Дьяк!
Но тот уже подъезжал. Он знал воеводу, посему улыбнулся, приветствуя его:
– Доброго здравия, Семен Иванович!
– Доброго, Петр Петрович. Все в порядке?
– Да. Принял невольников по списку, каждого осмотрел, все, слава богу, здоровы.
– Хорошо.
Камиль протянул воеводе бумагу:
– Поставь печать, боярин, что получил товар.
В глазах Головняка заиграли стальные нотки, и он сухо проговорил:
– Люди не товар, татарин. Запомни это на всю свою, надеюсь, недолгую жизнь.
– Как же так получается, боярин, то ты мне приветствием желаешь здоровья, то смерти близкой, – неожиданно рассмеялся Камиль. – А те, кого проводили, все же товар, вы же заплатили деньги. А деньги платят либо за дела, либо за товар.
Головняк вырвал у него из руки бумагу, где было написано, что русская сторона приняла в целости и сохранности невольников по списку. Поставил печать и бросил свиток обратно татарину. Тот ловко поймал его и вздохнул:
– Ну, вот и все, мы обеспечили безопасность ваших людей в Крыму, обеспечишь ли ты ее дальше, боярин? – Затем громко засмеялся и крикнул своим нукерам: – Уходим в Перекоп, братья!
Отряд нукеров быстро развернулся и, не отягощенный обозом, ушел на запад, подняв большое облако пыли.
Дождавшись, пока пыльное облако снесет в сторону поля, ратники окружили арбы с невольниками. Искали родственников, знакомцев, земляков.
Дьяк же с воеводой отъехали в сторону.
– Не малый отряд послали из Москвы, то добре, – заметил Агапов.
– Да, – кивнул Головняк, – десяток лучников, десяток стрельцов с запасом пороха и дроби, да двадцать всадников. Все воины бывалые, не раз дравшиеся с ворогом. Погонщики сменных коней, их немного – пятеро.
– Смотрю, у тебя и телег с десяток?
– Ну, не на мулах же в арбах везти людей. Мы не татары.
– А с теми чего делать думаешь?
– Да бросим их. Найдутся, кто подберет.
– О, это так, не успеем отъехать, как налетят татары стаей шакалов. Они падки до чужого добра.
– Трапезничать-то бывшие невольники, да и ты с посланником московским, Бордаком, будете?
– Нет, отъедем верст на двадцать, там и потрапезничаем.
– Михайло! – крикнул Головняк.
Бордак знал воеводу, но не так близко, как Агапов. Подъехав, он коротко кивнул головой:
– Приветствую!
– Доброго здоровьица! А ты чего в тени держишься, тебе место с нами.
– Вы разговаривали, не хотел мешать.
– А меж тем во многом благодаря тебе мы имеем сейчас тридцать выкупленных людей русских.