Да, если бы мы были на равнине, все получилось бы гораздо проще – но почтовые голуби через горы не летают, и никакими сведениями об обороне замка я, увы, не располагал. Пришлось довериться лазутчику нового союзника. И пока мои кавалеристы укрепляли проход, спешно готовясь к обороне, а основные силы лишь подтягивались к месту возможной схватки, Валдар самостоятельно отправил разведчика – но не в крепость, а в соседние горские деревни. Вскоре верный вождь горцев известил меня о результатах разведки – последний, решительный штурм крепости состоялся за два дня до прибытия моих всадников, и уже в сумерках под конвоем лехов ее покинула немногочисленная вереница уцелевших защитников. После чего из разрушенной крепости не раздалось уже ни единого выстрела… Зато на следующий день в ней кипели работы по уборке многочисленных трупов, активно разлагавшихся на летней жаре.
Мы не успели. Крепость Волчьи Врата пала.
Только отпустив Валдара, я дал волю чувствам, заревев, как дикий медведь. Я рубил шатер саблей и изрыгал самые мерзкие, площадные ругательства, а когда окончательно обессилел, просто сел на землю, не сумев сдержать трудного и стыдного мужского плача.
Торог, сынок…
Но слезы, как ни странно, помогли выпустить боль и справиться с отчаянием. Естественно, душевные муки никуда не ушли, но я смог перелить их в ярость к врагу. Одно то, что мы не попались в расставленную ловушку, что я удержался от первого родительского порыва бросить всех в бой и любой ценой прорваться к крепости, – уже это было пусть маленькой, но победой, пусть маленькой, но местью. А как только я развернул войско и стал спешно отступать от Волчьих Врат, враг мгновенно бросился вдогонку, развеяв последние пусть и безумные, но все же терзающие душу сомнения. Однако наступательный порыв лехов сдержал крупный обвал, устроенный подорвавшими солидный кусок скал артиллеристами.
Так что мы сумели беспрепятственно отступить, не ввязавшись в затяжные арьергардные бои. Устроив еще три подрыва, мы выиграли время, и к моменту, когда лехи сумели-таки преодолеть Каменный предел, на равнине у Львиных Врат их ждала цепь земляных укреплений, полукольцом окруживших выход из горного прохода. Одним краем они уперлись в каменную стену крепости, также держащей дорогу из гор под обстрелом, другим краем – в скалы. Четырнадцать легких и средних орудий, а также тысяча огнестрелов, захваченных в качестве трофеев в горах, пришлись нам как нельзя кстати.
И только вернувшись из похода от Волчих Врат, я нашел время лично допросить предателя Скарда. Не сказать, что общение было приятным – и все же я пожалел, что не сделал этого раньше. Сильно пожалел.
В пыточный стоит тяжелый запах крови и гниющей плоти, смрад бьет в нос так, что дышать получается только с надушенным платком.
По мере приближения к интересующему меня узнику к неповторимому смраду гниения добавляется тяжелая вонь давно немытого тела. Н-да, ароматы… Старый граф Скард, когда-то вызывавший у меня неподдельное уважение и почтение своей рассудительностью, житейской мудростью и справедливостью настоящего властителя, – сейчас он похож на дохлый кусок мяса. Но, несмотря ни на что, жизнь все еще теплится в нем и сознание Бара не помутилось после пережитого.
И все же неопытные палачи Ларга явно перестарались, выбивая (скорее, вырезая) требуемую информацию. Впрочем, граф не замыкался – по сути, он выложил все, что знал, в первый же день пребывания в застенках. Например, все договоренности о передаче информации были заключены с неким бароном (а позже графом) Золотом – фрязем из пленных, перешедших под знамя Бергарского в Лангазскую войну.
К нам в плен будущий граф попал во время засады в узком ущелье. В бою с горцами ему раздробили левое предплечье – и после того, как в ране начались необратимые процессы, руку пришлось отрезать по локоть. Жизнь Золоту спасли мои лекари в лагере для военнопленных, что в прошлую кампанию мы разбивали здесь же, у Львиных Врат. Поневоле проклянешь свое благородство… Так вот, оправившись, граф успел найти контакт с многими людьми – и в первую очередь, с дворянской элитой Рогоры. А позже этой связью воспользовался Бергарский, планируя новую кампанию.
Но если связь, контакты, способы передачи сообщений Скард выложил подробно, то с именами других заговорщиков началась путаница. Старик со смехом утверждал, что в заговоре приняли участие все бывшие владетели Рогоры, однако позже он менял показания, нередко называя абсолютно разные имена. Одним словом, Бар то ли начал бредить, то ли пытался стравить нас с уцелевшими владетелями, то ли еще что – но результат, естественно, был противоположный. Ларг отправил всем владетелям письма с заявлением о полной лояльности к ним короля и призывом поднять оружие против захватчика.
Чтобы привести Скарда в чувство, его окатили ведром ледяной воды. Но, несмотря на стрессовый способ пробуждения, граф не проявил никакой активности – лишь разлепил веки да издал глухой стон. Однако когда его мутный взгляд уперся в меня, лицо старика прояснилось и приобрело осмысленное выражение. Безусловно, Бар узнал меня.
Скривив губы в ухмылке, пленник наконец заговорил:
– Ну здравствуйте, ваше величество!
– Привет и тебе… предатель.
Разбитое, изможденное лицо Скарда исказилось от гнева – чего я никак не ожидал от человека, прошедшего все пыточные круги.
– Предатель?! Это я-то предатель?! А как назвать тебя, Когорд, человека, который единолично втравил Рогору в войну с Республикой, который вынудил равных тебе дворян признать себя королем под дулами огнестрелов?!
– И я еще тогда объяснил всем вам свой выбор.
– Объяснил?! Да неужели?! Нам ты выбора не оставил! Как и тысячам мужчин, что пали на поле битвы, заплатив жизнью за воплощение твоих королевских амбиций!
– Что?! – Я потерял над собой контроль и опустился до базарного крика. – А три тысячи воинов, лучших пешцев Рогоры, что погибли под Волчьими Вратами из-за твоего предательства, – ты их гибель также спишешь на мои амбиции? Скажешь, что они все равно нашли бы смерть на поле битвы, и в таком случае нет ничего страшного, что смерть пришла немножко раньше?! Пусть бойцов, чей преждевременный конец настал бы только в сражении, пусть их вырежут ночью как свиней – лишь бы Когорд вновь не сумел защитить Рогору от Республики! Так, что ли?!
Последние слова я выкрикнул в лицо Бару, с силой сжав его уцелевшие волосы и потянув их вверх так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Предатель смутился, попытался отвести разом потускневший взгляд.
– А кто сказал, Когорд, что независимой Рогоре живется хоть чем-то лучше, чем в составе Республики?
– Да как ты смеешь?! Ты своих кметов когда в последний раз-то видел?!
– Да какое мне дело до грязных мужиков! Я говорю о других, о…
– О баронах и графах Рогоры?! Так вот в чем дело… Ну конечно. С установлением королевской власти вы отошли на второй план, а кто и на третий. И что же, это повод для измены – потеря влияния и власти?!
– А разве этого мало, Когорд, разве этого мало? Разве ты не поднял восстание, чтобы добиться большего влияния и большей власти?!