Тонкий лед - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Кольцова cтр.№ 19

Мейнард еще раньше, в монастыре, однажды спросил отца-настоятеля:

— Отчего так часто говорят о карах Божьих и так редко — о Его любви?

Он прекрасно знал все о карах, а любви не понимал.

Аббат Ричард пожевал губами, похожими на высушенные дольки яблок, и ответил:

— Видишь ли, любовь, и в том числе любовь Божья, смущает людские сердца. Казалось бы, должно случаться наоборот, однако это так. Большинство людей проще заставить бояться, чтоб они не грешили, чем требовать от них не грешить из любви. Хотя ты прав, Мейнард, прав! О любви нужно говорить больше и стараться, чтобы услышали. Я попробую больше о ней рассказывать в проповедях. — Но получалось у него не слишком. На братьев, которые собрались в том монастыре, сильнее действовали все равно беседы о карах небесных.

Этот разговор канул в небытие, как и многие другие, и ответ все не приходил. Теперь вот пришел. Мейнард слишком уже разуверился, чтобы полагать, будто именно таким образом Бог ответил на его молитвы. Нет, христианский Бог нынче по-другому говорит со своими детьми, а уж ответить, прислав в судьбу Мейнарда девушку-язычницу — это и вовсе не в Его вкусе.

Потому Мейнард не слишком много думал об этом и просто наслаждался тем, что ему внезапно дали. Жизнью в тепле и сытости (рабов в поселении Бейнира и вправду не обижали, хоть и давали им самую неприглядную работу, но тут уж что сделаешь). Походами в лес на охоту, в одиночку или же в сопровождении кого-то из воинов. Ловлей рыбы в ледяных водах фьорда. Вечерами, когда скальды, которых с собою привезли гости, пели песни и рассказывали истории. Теплым хлебом, свежим молоком. Беседами с Сайфом. И минутами с Альвдис, украденными у быстрого, как горный ручей, течения времени.

Ему нравилось сидеть напротив нее, слушать, как она пытается произнести впервые франкские слова, и то, что она говорила на его языке, казалось Мейнарду чудесней пения птиц. Он уже понял про себя, что девушка нравится ему, нравится так, как ни одна женщина не привлекала его доселе; и чтобы удержаться от соблазна, чтобы не позволить себе думать о том, чему никогда не бывать, он делал запретное — смотрел в черное озеро своих воспоминаний, отшатывался от ужаса и вспоминал резко и четко, кто он такой.

Нельзя никого звать на те берега. Невозможно.

Тем более — одаренную. Пусть она живет на других берегах, пусть ее дар принадлежит ее богам, расвторенным в скалах и деревьях, она — юная волшебница с растущим умением. Ни за что ей нельзя соприкасаться с Мейнардом, ни за что и никогда, иначе его влияние пожрет, словно ржавчина, яркую сталь ее таланта.

В светло-серых глазах Альвдис было внимание, и нежность, и любопытство; она походила на солнечный луч, что прикасается к щеке однажды утром ранней весною. До весны далеко, еще зима не прошла, и Мейнард знал: однажды все вновь станет мучительным и грустным. Пока в нем разгорался огонь, который хорошо бы укротить. Он был любезным со всеми, с Альвдис же старался сдерживаться, ничем ее не выделяя, оказывая лишь почтение, какое и следует при обращении к дочери вождя. Кажется, это немного огорчало сереброволосую девушку, и временами ее взгляд, останавливавшийся на Мейнарде, становился слишком уж задумчивым.

Когда приезжают гости, то уж никуда не торопятся — так Альвдис знала. Могли пробыть и десять дней, могли и двадцать. Сколько на сей раз задержатся, этого она не ведала, только хотела, чтобы Хродвальд уже уехал побыстрее.

Бейнир поговорил с ним и сказал, что дочь ему не отдаст, и это огорчило соседа и разозлило. Он попытался спорить, только вот Бейнир Мохнатый какие-то споры любил, а какие-то нет, и этот не пришелся ему по вкусу. Грохнув по столу кулаком, вождь заявил, что его дочь вольна выбирать, кого пожелает, и раз Хродвальда она не захотела взять в мужья, так тому и быть. Отказы были делом обычным, гордость северных дев давно вошла в легенды, и полагалось либо завоевать сердце упрямицы, либо смириться. Хродвальд решил попробовать.

Альвдис встречала его повсюду, куда бы ни пошла: он сталкивался с нею на пороге дома, на тропе, у лекарни, в гавани. Хродвальд отослал своего «дракона» домой, а сам прикупил у Бейнира лошадей и намеревался возвратиться в свои владения верхом, когда гостевать надоест. Пока, увы, не надоедало. Он возникал перед Альвдис, словно тролль, и загораживал ей дорогу, и начинал вести сладкие речи; сначала она старалась быть вежливой, потом просто терпеливой, а потом не сдержалась и ответила грубо. Хродвальд взбеленился.

— Ты не смеешь так обращаться с гостем, госпожа!

— Я не хочу так обращаться с гостем, — примирительно сказала Альвдис, мысленно умоляя богов, чтобы они вернули разум этому человеку, который зачем-то похитили. Ну, или подарили ему сейчас, если никогда разума у Хродвальда не имелось. — Ты вынуждаешь меня. Мне лестно, что я так понравилась тебе, что ты избрал меня, однако ты не будешь моим избранником. Пожалуйста, не заставляй меня говорить тебе жестокие слова.

— Ты их уже произнесла, — устало вздохнул Хродвальд, опустив плечи и ссутулившись более обычного. — Почему ты не желаешь даже взглянуть на меня?

— Я смотрю на тебя, но ты лишь друг моего отца, благородный Хродвальд Черный. Я желаю тебе найти ту, которая полюбит тебя навсегда. Мне жаль, но это буду не я.

Хродвальд хотел сказать еще что-то, попробовать снова переубедить, однако Альвдис покачала головой и пошла прочь. Она понимала, что поступает не слишком вежливо, даже в чем-то нарушает законы гостеприимства, когда дерзит соседу, но по-другому уже не могла. Сил не осталось сносить приставания Хродвальда.

В тот вечер после разговора Альвдис была рассеянна, и Мейнард, который пришел ее учить, заметил это. Обычно он не задавал личных вопросов, откровенные разговоры случались редко и все запомнились Альвдис, но касались они в основном подробностей жизни северян и устройства их общины. А теперь вот франк спросил:

— Что-то случилось, госпожа?

— Один из гостей желает, чтобы я стала его женой, — досадливо произнесла она, и не подумав скрывать причину своего плохого настроения. — Я отказала ему, мой отец отказал, и все равно он пытается переубедить меня…

— Не стоит огорчаться, госпожа. Твой отец не даст тебя в обиду, да ты и сама стоишь многих. Я видел воинов, более нерешительных, чем ты.

Комплимент был приятен, и Альвдис заметила для справедливости:

— Ты много путешествовал и знаешь, о чем говоришь.

— Я людей знаю. И ты не дашь себя в обиду, не должна. И никто тебя в обиду не даст. Если кто-то попробует причинить тебе зло, я надеюсь оказаться поблизости, чтобы защитить тебя.

Альвдис удивленно взглянула на него.

— Ты не обязан делать это, Мейнард.

— Я так хочу, — возразил он. — Ты добра ко мне, и я всегда готов платить добром за добро.

— Так ваш Бог учил, — вспомнила она.

— Нет, так хорошие люди учат. Бог уже потом.

Очень странно было услышать это от монаха, остальные так не говорили никогда, даже старичок-проповедник.