Босх в помощь! - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 98

Теперь об элите экономической, поднявшейся, как все отлично помнят, на приватизации, результатами которой недовольно подавляющее большинство населения. Пожалуй, сегодня на просторах Отечества это недовольство – единственное (разумеется, кроме русского языка), что объединяет наш многонациональный и разноконфессиональный народ. И следует помнить: массовое неприятие «прихватизации» делает весь класс новых собственников по сути нелегитимным. Следовательно, в любой момент «Мерседес» может превратиться в тыкву, а телохранители – в крыс. Значит ли это, что необходима, а главное – возможна деприватизация? Не уверен. «Родить обратно» приватизацию уже нельзя. Что же может в этой ситуации нынешняя власть, более всего озабоченная легитимизацией хапнутого ловкими мира сего? Немногое: создать такие нравственные и правовые условия, когда новые владельцы общенародной собственности вынуждены эксплуатировать ее не только себе, но и Державе на пользу. Почему же власть этого не делает или делает недостаточно эффективно? Прежде всего потому, что она до сих пор ощущает себя властью предпринимателей, а не всего российского народа. Именно отсюда ее поразительная непредприимчивость.

Другая причина заключается в том, что нынешние верхи ни дня не были «пассионарными», они стартовали с того, чем закончили дворянство и советская номенклатура – с безответственности, пофигизма и желания просто «пожить». Вы только вспомните тип людей, окружавших президента Ельцина! Это же за редкими исключениями какой-то коллективный зять Межуев при подгулявшем Ноздреве! Разрушив медленно, слишком медленно эволюционировавшую командно-административную систему, они создали карманно-административную антисистему, ввергнувшую нас из застоя в исторический простой, ибо смысл и назначение этой антисистемы сводится к набиванию карманов с помощью административного ресурса. Чтобы понять, сколько мы из-за этого потеряли, достаточно побывать в Китае, не разрушившем свою командно-административную систему, а сделавшем ее инициатором и регулятором модернизации страны.

«Ты куда, сукин сын, нас зовешь?» – может спросить автора этих строк иной проницательный читатель, воспитанный на ксерокопированном «Архипелаге ГУЛАГ» и подпольном «Скотном дворе» Оруэлла, позаимствовавшего этот сюжет, кто не знает, у нашего историка Николая Костомарова. Туда и зову – вперед, к командно-административной системе! Пятнадцать лет реформачества (произнести «реформирования» просто язык не поворачивается) убедительно показали, что «умный рынок», самочинно решающий все экономические проблемы, существовал только в недалекой голове обозревателя газеты «Правда» Егора Гайдара. Там он и остался. Мы же в результате получили безумный рынок, при котором обыватели мерзнут без электричества, а военные летчики сидят без топлива и поддерживают свою боеготовность, глядя по телевизору бомбежки Багдада.

Конечно, когда лично член Политбюро Суслов запрещал Ларисе Васильевой печатать в «Дне поэзии» стихи Гумилева, а ресторан Дома литераторов с трудом добивался от Главобщепита редкостной привилегии не брать вялую зелень с базы, но покупать петрушку на колхозном рынке, из такой командно-административной системы ничего путного выйти не могло. Но если фреза берет слишком глубоко, зачем разносить весь станок кувалдой? Не проще ли переналадить? Не надо забывать, что мы живем в огромной северной стране, географически открытой любому нашествию, в стране, где веками складывались коллективные формы выживания, а соответственно общинное сознание и особое, уповающее, отношение к государству. Веками инициатива населения (если исключить бунты, да и то не все) направлялась властью, веками наши люди были государевыми, а потом три четверти века советскими, то есть тоже государственными. Разумеется, у этого не раз выручавшего нас коллективизма есть обратная сторона: сниженная индивидуальная активность, осложненная или, если хотите, облагороженная нестяжательной православной этикой. И этот уникальный социум без серьезной государственной опеки мы в одночасье, опираясь на западные теории, хотели превратить в рыночное общество?! Да ведь, извиняюсь, одно и то же слабительное на всех по-разному действует. Мы сами отключили свой наиважнейший, веками выстраданный ресурс – государственность. Америка «сделала» Советский Союз исключительно потому, что ее командно-административная система оказалась более жесткой и эффективной.

У России сегодня нет государства, соответствующего ее экономическому потенциалу и национально-историческим задачам. У нас есть государственно гарантированные условия для дальнейшей деградации и депопуляции. Лично я с этим не согласен. Полуосознанно и безысходно не согласен народ, то и дело выплескивающий свое возмущение на улицы. Не согласны с этим даже совестливые и дальновидные иностранцы, с недоумением наблюдающие картину последовательного саморазрушения великой некогда Державы. Не согласен с этим, как я понимаю, и Кремль.

Так чего же мы ждем?

Чартерный рейс из Внукова задержался на семь с половиной часов, и потому наша огромная делегация, насчитывавшая около ста пятидесяти литераторов, журналистов, издателей и книгопродавцев, непоправимо опоздала на торжественное открытие Франкфуртской ярмарки, а заодно и презентацию российской экспозиции в роскошном павильоне «Форум». Не знаю, огорчило ли наше отсутствие обозначенных в пригласительном билете министров – Михаилов, Лесина и Швыдкого, а также директора ярмарки Фолькера Ноймана. Нас это, конечно, огорчило. Хотелось послушать, например, что скажет на открытии от имени многотысячного российского писательского сообщества Владимир Маканин. Потом я слышал разные мнения о маканинском выступлении, одни называли его «гениальным», другие – «занудством». Вот и гадай теперь, кто прав!

Но вернемся в ТУ-154, который, безнадежно опаздывая, приближался к Франкфурту. Всем, конечно, знакомо это трусливое самолетное ощущение бренности и беззащитности, но на сей раз я был почти спокоен: в салоне, тесно сидя, выпивали и спорили столько знаменитых творческих индивидуальностей, что если, не дай Бог, отвалилось бы крыло, отечественным литературным изданиям несколько месяцев пришлось бы печатать исключительно некрологи, а ущерб, нанесенный родной словесности, перекрыл бы все ленинские, сталинские и брежневские литературные чистки вместе взятые. Именно невероятность такого поворота российской литературной истории и внушала мне пассажирский оптимизм.

Однако, осмотревшись вокруг, я пришел к выводу, что в случае чего непоправимый урон понесет, прежде всего, скажем так, либерально-экспериментальная ветвь отечественной словесности, а консервативно-традиционная окажется почти целехонькой. Что же касается здравствующих и активно работающих советских классиков, то их гипотетическая катастрофа и вообще не затронет. Кстати, об этом явном перекосе при формировании ярмарочной делегации наша газета писала еще несколько месяцев назад, аналогичную критику высказывали и другие средства массовой информации, ответ же организаторов сводился к тому, что делегация не резиновая и число участников строго ограничено.

О том, что во Франкфурт отправляется ограниченный контингент российских литераторов, конечно, все и так догадывались. Тем не менее, хотелось бы задать один вопрос организаторам. Допустим, вы летите в командировку и ввиду строгого ограничения веса багажа можете взять с собой только четыре пары обуви. Неужели вы возьмете восемь левых башмаков, а восемь правых оставите дома? Не думаю. Однако именно по этому странному принципу оказалась составлена делегация. Впрочем, осерчали не только традиционалисты, оказавшиеся в абсолютном меньшинстве, мрачная жаба эстетической несправедливости явно душила и правящий литературный класс – постмодернистов. Ведь если смоделировать глобальную неприятность, в результате которой из всех артефактов нашей словесности останутся только проспекты и программы Франкфурта-2003, то грядущие исследователи неизбежно придут к неожиданному выводу: самыми крупными и безусловными величинами русской литературы начала третьего тысячелетия были Виктор Ерофеев и Дарья Донцова (конечно, при условии, что их тексты тоже не сохранятся).