Сердце умирает медленно - читать онлайн книгу. Автор: Елена Сокол cтр.№ 6

Я сидела, ощущая всем телом тепло Райана, и любовалась этой красотой. Мы молчали, да у меня и не было сил разговаривать. Не хотелось думать о том, что всему вот так быстро суждено будет закончиться. Не хотелось возвращаться домой, чтобы снова вести счет дням, каждый из которых может стать последним.

Когда горячая рука Райана накрыла мою ладонь, ноющая боль сжала все мои внутренности. Я с грустью посмотрела на небо и, борясь с подступающей слабостью, усмехнулась.

«Я уйду. Меня не будет. Возможно, все вокруг перестанет быть прежним. Возможно, все останется, как было. А я просто исчезну в никуда. Точно так же, как и жила — не оставляя ни единого следа. А мир продолжит свое существование. Будет жить, как жил. И это прекрасное мгновение тоже совсем скоро, как и я, растворится в воздухе, потому что ничто не вечно».

Я повернулась и приблизила свое лицо к его лицу. Игнорируя головокружение, ткнулась холодными губами в его губы — горячие. Не знала, как правильно это делается, как нужно целоваться, поэтому оставила инициативу ему. И Райан, опешивший от удивления, сначала замер и уставился на меня, хлопая пушистыми ресницами, а затем потянулся навстречу, коснулся моих губ и мягко развел их языком.

Сердце оборвалось. Я точно почувствовала, как оно остановилось. А затем больно ударило изнутри в ребра. Оно билось. Я чувствовала это. А еще чувствовала себя живой. Дышала. Жила. А в глазах застыли слезы — еще одно доказательство жизни.

Теперь я знала, как это бывает. Каково это — ощущать себя желанной.

Когда ладони Райана… горячие… были на моей шее, спине, на моих щеках, в спутанных волосах. Когда его дыхание стелилось по моей коже. Когда наш поцелуй наполнил меня теплом и светом от кончиков пальцев до самого сердца, раскрывшегося, чтобы впустить новые чувства. Когда он, ласково улыбаясь, привлек меня к себе, когда мы глаза в глаза, ощущая что-то невообразимое, дышали друг другом, когда я, опускаясь на траву, чувствовала его обжигающие поцелуи на своей шее и груди…

— Эмили! Эмили! Черт… О, Боже! — Донеслось до меня сквозь пелену.

Не понимала, отчего так трясет.

Потом с трудом открыла глаза и поняла, что Райан бежал, держа меня на своих руках. А над нашими головами чернело ночное небо. Что-то горячее… оно жгло мое лицо… Это были его слезы. Наверное, я потеряла сознание, и его напугали мои синеющие губы и закатившиеся глаза. Мама так же всегда реагировала на мои приступы, она так и не привыкла за столько лет, что я то и дело оказывалась на пороге смерти.

— Эмили, пожалуйста, дыши. Не умирай! — Его голос заглушал шелест высокой травы под ногами. — Эмили… — Жалобно, почти как ребенок. — Пожалуйста… Это я все виноват! Я! Это я тебя убил, прости меня… Кто-нибудь, скорее! Скорую! Эмили плохо…

Яркий свет упрямо прорывался сквозь веки. Было больно. Я открыла глаза и попыталась что-то сказать, но горло хрипело, а лицо было закрыто кислородной маской.

«Значит, мама уже в курсе» — Была первая мысль. — «И я все еще жива…» — Была вторая.

А дальше все опять, как в тумане. Врачи, медсестры, бесконечные иглы, лекарства, анализы, тесты, приборы, исследования. Мамина тень. Она появилась в палате, кажется, на второй или третий день, трудно было сказать точно. И двигалась беспрестанно: мерила шагами комнату от окна до двери и обратно. Иногда замирала, но ненадолго. Иногда останавливалась возле меня, и тогда ее очертания обретали резкость, а слова ясность.

— Как же ты могла? Что же ты наделала! Я чуть не умерла от переживаний!

Она не обманывала. Ее лицо выглядело бледным и изможденным. Папа тоже сильно нервничал: его силуэт я видела сначала за стеклом окна в палате, а затем уже и перед собой, облаченным в больничную накидку.

Их тревога была не просто тревогой. С оттенком ужаса и безысходности — такое я наблюдала впервые. Заметила, как мама читает молитвы, едва заметно шевеля губами, и как гаснет в глазах папы тусклый лучик надежды. Они словно прощались со мной.

Она приближалась. Смерть.

Когда голоса родителей стали спокойнее, видимо, устав от переживаний, а лица наполнились ускользающей нежностью, я отважилась спросить о Райане. Мама сразу заплакала. Да, вот так с ходу. А папа разразился гневной тирадой на тему того, что этот убийца больше никогда не подойдет к его дочери.

— Что, и на могилу мою не пустите? — Поинтересовалась я.

Тогда заревел и отец.

Оказалось, что сначала Райан дежурил каждую ночь в машине возле госпиталя, а позже, когда мама перестала кидаться на него с кулаками, перебрался в коридор. Его родителям пришлось организовывать спасательную операцию, чтобы вывезти его из медучреждения домой и заставить поспать. Теперь он приходил только днем, держался поодаль и смиренно ждал новостей. Мои родители заключили с ним негласное временное перемирие — делали вид, что не замечают его присутствия ради спокойствия своего и своей умирающей дочери.

А еще они чувствовали себя виноватыми. За то, что не додали мне здоровья при рождении. За то, что не уберегли от безумства. И за то, что очень хотели, чтобы кто-нибудь им незнакомый срочно умер, чтобы спасти мне жизнь.

Потому что я находилась в критическом состоянии. Да, доктор так и сказал — критическом. А значит, времени оставалось все меньше и меньше.

И родители молились о чуде. Потому что как можно было молиться, чтобы кто-то другой, молодой и пышущий здоровьем, подходящий по росту, весу, группе крови и другим параметрам, вдруг умер? Попал в автомобильную аварию и получил травмы, несовместимые с жизнью? А потом молиться о том, чтобы его родственники согласились передать медикам его орган? Невообразимо.

Поэтому они просто роняли слезы. Молча. И по очереди держали меня за руку.

А я все слабела. Не чувствовала этого физически, потому что находилась под воздействием медикаментов, но морально ощущала. Я словно растворялась в пространстве. Таяла. Блекла. И невероятная тяжесть постепенно замещалась странной легкостью, которая манила, звала меня куда-то высоко. Но что-то все еще меня держало на этом свете. Было что-то, чего я не могла просто так отпустить и уйти.

И это удивляло врачей.

И вместе с ними и мои родители радовались каждому новому, прожитому мной часу и дню.

* * *

Мне нравилось смотреть, как она дрожит всем телом. Как трясутся ее поджилки в тусклом свете ламп, как отчаянно дергаются разведенные в стороны конечности, привязанные к углам большого деревянного стола.

— Тише, тише, детка. — Шепнул, наклоняясь к ее спине.

Она резко повернула шею, пытаясь посмотреть мне в лицо. Но, так и не добившись желаемого, беспомощно застонала. Потом всхлипнула и обессиленно уронила голову обратно на стол. Уткнулась лбом в прохладную столешницу. Ее плечи мелко сотрясались, но не от холода, а от страха.

Распластанная лицом вниз, совершенно голая на грубом полотне дерева, она больше не казалась мне такой развязной и наглой, как за несколько дней до этого — в общении со своим дружком. Лежала безвольной куклой с расставленными, как у морской звезды, руками и ногами и больше не пыталась сопротивляться.