Великий уравнитель - читать онлайн книгу. Автор: Вальтер Шайдель cтр.№ 68

Насколько можно судить, представление о том, что фискальные интервенции сдерживают неравенство, согласуется с тем, что мы можем утверждать о распределении богатства в Афинах того времени. По оценкам двух независимых современных исследований, распределение земли в ту эпоху было достаточно равномерным: во владениях от 7,5 до 9 % афинян находилось от 30 до 40 % земель, и, предположительно, у 20–30 % граждан вовсе не было земельных владений. На долю средней группы населения, гоплитов – то есть тяжеловооруженных воинов, которые могли позволить себе полное снаряжение для фаланги, – возможно, приходилось от 35 до 45 % земель. Предполагаемый коэффициент Джини землевладения в 0,38 или 0,39 ниже сравнимых исторических показателей той эпохи, но коррелирует с отсутствием упоминаний очень крупных поместий. Но это еще не значит, что другая, несельскохозяйственная собственность была распределена так же равномерно ^[264].

Некоторые смелые историки заходят еще дальше, предполагая коэффициент Джини дохода в 0,38 для всех Афин или коэффициент Джини богатства в 0,7 только для граждан и при этом приписывая 1 и 10 верхним процентам долю богатства в 30 и 60 %, – но все это не вполне обоснованные предположения. У нас больше возможностей оценить реальные заработные платы для некоторых видов занятий в Афинах, довольно высокие по доиндустриальным стандартам: если сопоставить их с прожиточным минимумом, то они сравнимы с Нидерландами ранней современности. Это наблюдение вкупе с отсутствием доказательств высокой концентрации земли или существования очень крупных состояний в целом указывает на относительно эгалитарное распределение материальных ресурсов среди афинских граждан. Наконец, если только наши предположительные оценки о размере экономики Афин V и IV веков более или менее верны, то как в 430-х, так и в 330-х годах государственные расходы составляли примерно 15 % ВВП ^[265].

Более того, даже если расширение фискальных мер поначалу было вызвано массовой мобилизацией и войной, то потом оно стало включать и значительную долю общественных расходов: в годы, в которые не было масштабных войн, немногим более половины всех государственных расходов покрывали такие «мирные» статьи, как субсидии на участие в политической и судебной системах, праздники, социальное обеспечение и строительство общественных зданий; все это, несомненно, шло на пользу населению в целом. Такая ситуация примечательна по трем причинам: доля государства в ВВП велика для досовременного общества; доля затрат на общественные нужды также сравнительно высока; и после того как поступления в бюджет со всей «империи» сократились, на смену хищническому сбору дани пришло прогрессивное налогообложение афинской элиты. Сочетание всех этих факторов: массовой военной мобилизации, демократии, прогрессивного налогообложения, значительной государственной доли ВВП, существенных расходов на общественные нужды и ограниченного неравенства – делает Афины IV века до н. э. любопытным и не по эпохе «современным» феноменом.

Но то, что верно в отношении Афин, не обязательно в той же мере верно и в отношении остальной тысячи с лишним полисов, составлявших древнегреческую культуру городов-государств в период ее расцвета, и нет никаких очевидных способов выяснить это. Хотя Афины и Спарта вполне могут оказаться крайними случаями по их способности к массовой военной мобилизации, другие полисы, судя по источникам, также выводили на поля сражений военные силы, оказывающие значительную нагрузку на их демографические ресурсы. Известно, что демократическая форма правления со временем становилась все более распространенной, а войны – все более частыми: столетие с 430-х по 330-е годы было периодом почти непрекращающихся войн с участием многочисленных армий и флотов, и, хотя постепенно все большая роль отводилась наемникам, гражданский призыв не терял своего решающего значения. Археология предоставляет нам артефакты, что можно в самом широком смысле назвать косвенными свидетельствами материального неравенства. Размеры жилых домов в этот период сильно сосредоточены у медианы: к 300 году до н. э. дома в семьдесят пятом перцентиле были всего на четверть обширнее домов двадцать пятого перцентиля. В Олинфе IV века до н. э., в городе, предположительно построенном по заранее разработанному плану, коэффициент Джини для домов был совсем ничтожным – 0,14 ^[266].

Таким образом, большинство исторических свидетельств и археологических находок говорят о том, что для распространявшейся вширь древнегреческой цивилизации был характерен относительно умеренный уровень неравенства богатства и доходов, поддерживаемый культурой постоянной массовой военной мобилизации, сильными гражданскими институтами и демократизацией. Замедляя территориальную консолидацию, та же культура заодно замедляла накопление собственности за пределами своего полиса. В ранний, архаический период VII и VI веков до н. э. политические и социальные барьеры экономической интеграции, и тем самым концентрации богатства, были высоки, что установило высокую планку для классического периода, сохранившего политическую фрагментацию и враждебность между отдельными государствами: в этом отношении имперские Афины представляют собой исключение, доказывающее правило. В последующие столетия, по мере включения полисов в более крупные имперские образования, греческая культура теряла свою эгалитарность и на смену прежним ограничениям приходили новые возможности концентрации богатства ^[267].

«Этот враг сорвал с меня одежду и покрыл ею свою жену»: традиционные досовременные войны

Подавляющее большинство войн в истории не были конфликтами, сопровождающимися массовой мобилизацией и охватывающими все общество. Их часто вели военачальники, которых Чарльз Тилли называл «специалистами по насилию», и по сути своей войны представляли собой споры между различными представителями правящей элиты за контроль над населением, землей и другими ресурсами – говоря словами Арнольда Тойнби, они были «забавой королей». В войнах, в которых обширные разрушения грозили только одной стороне, грабежи или завоевание чаще всего только увеличивали неравенство среди победителей и снижали его среди ограбленных или побежденных: ожидалось, что предводители победившей стороны приобретают богатство (в гораздо большей степени, чем их приспешники, не говоря уже об общем населении), а проигравшие теряют имущество и оказываются на развалинах. И чем «архаичнее» природа такого конфликта, тем сильнее выражен этот принцип. О разграблении побежденных известно еще по самым ранним письменным источникам; как говорится в одном шумерском плаче III тысячелетия до н. э.: