Они остановились у двери, ждали, пока Арне отопрет.
— Я светил карманным фонариком и заманивал раков в сети, — добавил Роки.
В облезлой комнате для допросов имелся стол, четыре стула и телефон срочного вызова тюремной охраны.
Ножку стула выломать не удастся, но если положить стул на пол, взобраться на стол и спрыгнуть на гнутую спинку, то ламинат пойдет трещинами — вот и готов нож, простое колющее оружие, подумал Йона.
— Значит, охранник будет глазеть на меня через стекло? — Роки кивнул на темное окно.
— Это просто мера безопасности.
— Но ты меня не боишься, — улыбнулся Роки.
— Нет, — спокойно ответил Йона.
Долговязый священник сел. Стул под ним скрипнул.
— Мы не встречались раньше? — спросил он, наморщив лоб.
— В «Зоне», — невозмутимо ответил Йона.
— В «Зоне», — повторил Роки. — Можно узнать, что это?
— Это где тебя взяла полиция.
Роки прищурился и моргнул в пространство.
— Память напрочь отшибло… Говорят, у меня при себе было много героина, но откуда у меня деньги на героин?
— Ты, правда, не помнишь «Зону»? «Зону мягкой мебели» в Хёгдалене?
Роки выпятил губы и покачал головой.
— Заводское помещение, полно диванов и кресел, — подсказывал Йона, — проститутки, свободная продажа тяжелых наркотиков, оружия и…
— У меня после аварии серьезное неврологическое повреждение, мне жуть как трудно вспоминать, — объяснил Роки.
— Я знаю.
— Хочешь, чтобы я признался в хранении наркотиков?
— На наркотики мне наплевать. — Йона сел напротив него. — Тверди следователям, что это не твоя куртка, что ты надел куртку, которая валялась на полу.
Они немного посидели молча. Роки вытянул свои длинные ноги.
— Значит, тебе нужно что-то еще, — выжидающе проговорил он.
— Ты несколько раз упоминал какого-то «грязного проповедника»… мне нужна твоя помощь, чтобы понять, кто он.
— И я встречал этого проповедника?
— Да…
— Он священник?
— Не знаю.
Роки почесал бороду и шею.
— Понятия не имею, — сказал он чуть погодя.
— Ты рассказывал, что он убил женщину, которую звали Наталья Калёва, отрубил ей руку.
— Проповедник…
— Это он убил Ребекку Ханссон.
— Да какое твое собачье дело? — взревел Роки и вскочил, так что стул полетел на пол. — Это я убил Ребекку! Думаешь, я идиот?
Роки попятился, запнулся об опрокинутый стул, чуть не упал, выбросил руку, уперся ладонью в пуленепробиваемое стекло.
Вошел охранник, но Йона успокаивающе поднял руку. Он увидел, как по коридору бегут еще несколько надзирателей.
— Мы не считаем, что это сделал ты, — сказал Йона. — Помнишь Эрика Барка?
— Гипнотизера? — Роки облизал губы и откинул волосы ото лба.
— Он нашел женщину, которая подтвердит твое алиби.
— Я должен поверить этому?
— Ее зовут Оливия.
— Оливия Торебю, — протянул Роки.
— Под гипнозом ты начал вспоминать, как было дело… все указывает на то, что тебя осудили за убийство, совершенное проповедником.
Роки подошел к Йоне, спросил:
— Но вы не можете дознаться, кто этот проповедник?
— Нет.
— Потому что это заперто в моих расквашенных мозгах, — без выражения произнес Роки.
— Ты не согласился бы на повторный гипноз?
— А ты на моем месте не согласился бы? — Роки снова сел.
— Да нет, — честно сказал Йона.
Роки открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и взялся рукой за лоб. Один его глаз начал подергиваться, самый зрачок завибрировал, Роки подался вперед и оперся на стол, тяжело дыша.
— Ох черт, — выдохнул он и посмотрел вверх.
Лоб блестел от пота; удивленным, затуманенным взглядом Роки смотрел на Йону и вошедших в комнату охранников.
Глава 99
Йона остановил окружного прокурора Сару Нильсен посреди лестницы в здании суда первой инстанции на Шеелегатан. Он не мог взять Эрика с собой в тюрьму, и пришлось убеждать прокурора выпустить Роки в ожидании судебного процесса.
— Я звонил тебе насчет Чюрклунда, — сказал он, останавливаясь перед Сарой. — Он не может оставаться в тюрьме.
— Так решил суд.
— Но я не понимаю, почему, — упорствовал Йона.
— Купи шведскую конституцию.
Белокурая прядь упала на лицо Саре, она пальцем заправила волосы и подняла брови, когда Йона заговорил:
— Согласно параграфу двадцатому двадцать четвертой главы, прокурор вправе аннулировать решение о взятии под стражу, если причины для такого решения более не существует.
— Браво, — улыбнулась Сара. — Но существует очевидный риск того, что Чюрклунд уклонится от обвинения, и существенный риск того, что он совершит новое преступление.
— Речь о незначительных нарушениях, связанных с наркотиками, тут наказание — год максимум… и весьма сомнительно, что вы вообще сможете доказать, что это его наркотики…
— Ты сказал по телефону, это была не его куртка. — Беседа как будто забавляла Сару.
— И причина взятия под стражу никак не соотносится с таким серьезным посягательством на его права.
— Мне вдруг показалось, что я стою на ступеньках ратуши и обсуждаю условия тюремного заключения с бывшим полицейским.
— Ручаюсь, что он будет под наблюдением. — Йона следом за Сарой стал спускаться по лестнице.
— Сам знаешь, так не делают.
— Я понимаю, однако он болен и нуждается в постоянном медицинском наблюдении.
Сара остановилась и скользнула взглядом по его лицу.
— Если Чюрклунду нужен врач, пусть врач придет в тюрьму.
— А если я скажу, что речь об особых процедурах, которые нельзя обеспечить в тюрьме?..
— Тогда я отвечу, что ты врешь.
— Я могу достать медицинскую справку, — не сдавался Йона.
— Достань. Но в следующий вторник я возбуждаю дело.
— Я обжалую решение.
— Он сражался до последнего, — улыбнулась Сара и пошла дальше.
Глава 100
Йона сидел на одной из задних скамеек в церкви Адольфа-Фредрика. На хорах девочки репетировали перед концертом. Хормейстер задал тональность, и девочки запели «O viridissima virga».