— Ирина? — спросил Йона.
Женщина подняла глаза и вопросительно посмотрела на трех незнакомцев. Щеки у нее раскраснелись, на лбу проступил пот от поднимавшегося над кипятком пара, прядь волос выбилась из сетки и прилипла к виску.
— Вы говорите по-шведски?
— Да, — ответила Ирина, не отвлекаясь от работы.
— Мы из полиции. Государственная уголовная полиция.
— У меня есть вид на жительство, — выпалила она. — Все в шкафчике, паспорт и прочие бумаги.
— Мы можем отойти куда-нибудь и поговорить?
— Сначала мне надо спроситься у шефа.
— Мы уже говорили с ним, — уверил Йона.
Ирина что-то сказала женщинам, те улыбнулись ей в ответ. Сунув сетку в карман, она повела их через наполненное грохотом помещение, мимо шеренги больших тележек для перевозки еды; наконец они оказались в тесной комнате для персонала. В раковине сгрудились немытые кружки; вокруг стола, на котором красовалась большая глубокая тарелка с яблоками, стояло шесть стульев.
— Я думала, меня увольняют, — сказала Ирина и нервно улыбнулась.
— Мы можем присесть здесь? — спросил Йона.
Ирина кивнул и села на стул. Лицо у нее было круглое и миловидное, как у четырнадцатилетнего подростка. Йона посмотрел на ее узкие плечи под белым халатом и подумал о миниатюрном скелете ее сестры в могиле.
Став проституткой, Наталья назвалась Тиной; потом ее убили и закопали как падаль — потому что она была одинокой, не имела документов и некому было ей помочь. В Швеции из нее выжали все соки, а потом сочли, что она даже не стоит расходов на установление личности.
Ничто в полицейской работе не сравнится по тяжести с необходимостью во время расследования сообщать людям о смерти их родных.
Ничто не поможет привыкнуть к тому, как боль наполняет глаза, как бледнеют щеки. Попытки улыбаться и шутить сходят на нет. Самыми упорными оказываются попытки действовать рационально, задавать важные вопросы.
Ирина дрожащей рукой смахнула мусор со стола. На ее лице читались надежда и страх.
— У нас очень печальный повод для визита, — начал Йона. — Вашей сестры, Натальи, больше нет в живых, недавно мы обнаружили ее останки.
— Сейчас? — тускло спросила Ирина.
— Она умерла девять лет назад.
— Я не понимаю…
— Но нашли ее только сейчас.
— В Швеции? Я искала, я, правда, не понимаю.
— Наталью похоронили, но в то время не смогли установить личность, вот почему мы узнали о ее смерти только сейчас.
Маленькие руки покатали крошки на столе и легли на колени.
— Что произошло? — спросила Ирина; ее глаза оставались распахнутыми и пустыми.
— Мы еще не все знаем, — признался Эрик.
— У нее всегда сердце было… она не хотела пугать нас, но иногда оно просто переставало биться, внутри наступала вечность…
Подбородок у Ирины задрожал, она прижала руку к губам, потупила глаза и тяжело сглотнула.
— У вас есть с кем поговорить после работы? — спросила Нелли.
— Что?
Ирина быстро вытерла слезы со щек, снова сглотнула и подняла глаза.
— Ладно, — словно опомнившись, сказала она. — Что я должна сделать? Я должна за что-то заплатить?
— Нет, но нам надо задать несколько вопросов, — сказал Йона. — Сможете ответить?
Она кивнула и снова потрогала крошки на столе. Из большой кухни доносился металлический лязг, кто-то подергал дверь.
— Вы как-то связывались с сестрой, пока она жила в Швеции?
Ирина покачала головой, рот чуть искривился, она подняла взгляд.
— Одна только я знала, что она собирается в Стокгольм, но я обещала никому не рассказывать — маленькая была, не понимала… Она строго наказала мне молчать, говорила, что хочет удивить маму первой зарплатой… Никакой зарплаты не вышло, но я однажды говорила с ней по телефону. Она сказала только, что все образуется… — Ирина замолчала и погрузилась в мысли.
— Она говорила, где живет?
— У нас нет братьев, — продолжила Ирина. — Папа умер, когда мы были маленькими, я его не помню, а Наталья помнила… и, когда она уехала, мы с мамой остались одни… Мама так по ней тосковала, плакала, беспокоилась за ее сердце, чуяла беду. Я думала, что, стоит мне найти сестру и привезти ее домой, все станет хорошо… Но мама не хотела отпускать меня, она зачахла бы в одиночестве.
— Я вам очень сочувствую, — сказал Йона.
— Спасибо. Теперь я знаю, что Наталья умерла. — Ирина поднялась. — Я, наверное, это предчувствовала, а теперь — знаю.
— Вам известно, где она жила?
— Нет.
Она сделала шаг к двери — наверное, просто желая уйти из этой ситуации, уйти отсюда.
— Присядьте еще ненадолго, — попросил Эрик.
— Хорошо, но вообще-то мне пора возвращаться на рабочее место.
— Ирина, — сказал Йона, и его сумрачный голос прозвучал властно, что заставило молодую женщину слушать. — Вашу сестру убили.
— Нет! Я же говорила, что у нее сердце…
Халат Ирины зацепился за спинку стула, и стул поехал за ней. Когда до нее дошел смысл сказанного, она была потрясена. Щеки побелели, губы задрожали, зрачки расширились.
— Нет, — простонала она.
Наткнулась спиной на мойку, затрясла головой, ощупью нашла дверцу холодильника, прислонилась к ней. Нелли хотела успокоить ее, но Ирина вырвалась.
— Ирина, вам надо…
— Господи, только не Наталья! — выкрикнула та. — Она обещала…
Ирина схватилась за ручку, и дверца холодильника распахнулась, женщина упала, оборвалась полка с кетчупом и вареньем. Нелли уже сидела рядом с ней на полу, обнимая за узкие плечи.
— Не моя сестра, — задыхалась Ирина, — не моя сестра…
Она скорчилась у Нелли на коленях, плача и зажимая рот рукой, она голосила себе в ладонь и тряслась всем телом.
Чуть погодя Ирина успокоилась и села, хотя из-за мучительных спазмов дышала прерывисто. Она вытерла слезы и глухо кашлянула, стараясь снова выровнять дыхание.
— Кто-нибудь издевался над ней? — не своим голосом спросил Йона. — Бил ее? Бил Наталью?
Лицо Ирины снова исказилось; она попыталась сдержать рыдания, но слезы все равно потекли.
Йона взял со стола несколько белых салфеток и протянул ей, пододвинул стул и сел напротив.
— Если вы что-нибудь знаете, обязательно расскажите нам, — настаивал он.
— Что я могу знать? — Ирина растерянно посмотрела на него.
— Мы просто пытаемся найти того, кто сделал это, — сказала Нелли и отвела волосы с лица Ирины.