— А… — я запнулась, не зная, что спросить в первую очередь и втайне боясь, что реальное представление об окружающем мире разрушит моё собственное, — а как там?
— Там, — Серый мечтательно прикрыл глаза, тут же поскользнувшись на кочке, едва не расшибив лоб, — дороги там ровные — рассмеялся он.
— А… — я заговорщицки понизила голос, — страшно?
— С чего бы?
— Ну… народу много. Мало ли кто мимо идёт? Ну как лихой человек?
Серый серьёзно кивнул:
— А мы этих лихих на раз находили. Разнюхать, кто чем промышляет, раз плюнуть. Ну и гнали всякую шваль.
— Вы?! — я восхищённо ахнула.
— Ну не мы… папка мой. Вот он да. Его с… эм… друзьями городничий знал и лично просил за городом присматривать. Было время…
Я смотрела на долговязого потрёпанного мальчишку, как на диво дивное. Это ж каким важным человеком его папа был? И почему Серый до сих пор не хвастался таким родичем? Небось быстро стал бы героем местной ребятни. И Петька с Гринькой, при любом случае всё лето задиравшие новичка, первыми просились бы в закадычные друзья. Но Серый почему-то выбрал молчать и жить нелюдимо, из всей ребятни предпочитая общество сопливой девчонки. Приятно, что сказать.
Мальчишка остановился на склоне у разошедшейся от дождей саженки.
— Жалко, — протянул он, — гляди, как разлилась. Хотел напрямик, а придётся обходить. Была лужа лужей, а теперь почти озеро. Тьфу. Такое лето жаркое и такая сырая осень, чтоб её!
Мальчишка обиженно пнул носком землю, сбрасывая ком в воду, по непогоде казавшуюся чёрной.
— Ты что! — ахнула я. — Не обижай болотника!
— Кого-о-о-о?
— Болотника. Мне бабушка сказывала, в её детстве тут не саженка, а взаправдашнее озеро было. Потом уже прокопали дорожки, чтоб за каждым ведром для огорода не бегать, что осталось повычерпали. И водяной обозлился, замкнул ключи, закрыл свежую воду. Сидит теперь тут и ждёт, кого бы утащить в отместку за изувеченный дом.
Ляпнула и сразу испытующе глянула на Серого: засмеётся? Петька с Гринькой стали бы: девчонка, напридумывает всякого… А я не придумывала. Бабка Матрёна говорила много интересного про деревню, про леса, про странных существ, которых она ещё мельком видела, а мы уж не разглядим. Слушать её было интересно и боязно. Я не думала сомневаться, что старушка и правда видела такое, от чего мурашки по коже. Но когда, повзрослев, уже после её смерти, пересказывала услышанное маме и друзьям, все только отшучивались, мол умнее ничего не выдумала? Серый смеяться не стал:
— И что он, страшный, тот болотник?
Я вздохнула:
— Не знаю. Никогда не видела. Летом-то тут сухо. Правда лужа лужей. Мы играем, воду отсюда таскаем, кому надо. А осенью, если саженка разливается, сюда и не ходит никто — вязко становится, болотисто. Никого покамест не затягивало, но знаешь… Мне не то что бы страшно, но проверять не хочется.
— Понимаю, — насупил брови Серый, — тогда обойдём на всякий случай?
Я благодарно закивала. Хорошо в тепле и на печи мечтать подкрасться к заветному месту и выследить, как страшный дух вылезает из воды, хватаясь за камыши, и осматривает свои скудные владения. Оказавшись тут в дождь да в темноте, выяснять, кривду ли баяла бабка, не захотелось. Да и взаправду что-то на том краю саженки выглядывает из воды. Небось дырявое ведро кто кинул.
О том, что ещё пару дней назад, проходя мимо саженки в лес за грибами, я никакого ведра не заметила, я старалась не думать.
— Ба! Вы гляньте, кого ночью из дома вынесло!
Со стороны деревни к нам неслись мокрые и злые бывшие друзья. Гринька всё пытался прикрыться курточкой, но больше злился, чем прятался от тяжёлых капель: ветер захлёстывал струи то за шиворот, то к открытому боку.
Догонял его запыхавшийся Петька. В темноте мальчишки и сами напоминали болотных монстров, злющих, скрючившихся, неуклюже хромающих по скользкой тропке. Видимо Гринька, дом которого находился на самом краю Выселок, завидел нас в окно и решил проследить, куда в такой час направились. Кликнул лёгкого на подъём Петьку и побежали.
— Никак чего нехорошего удумали? — Гринька подходил аккуратно, забирая то вправо, то влево, словно охотился или сам себя накручивал, как злобная мелкая шавка. — Куда нашу девку повёл? Попортить собрался, покуда родня спит?
Петька, не желая оставаться в стороне, гадливо заржал. Памятуя о дружбе, судя по поведению обиженных мальчишек, уже бывшей, я вежливо поинтересовалась:
— А вам чего тут надо?
— Да уж не за вами шли. Так, гуляли, — заулыбался Петька. Молния на миг озарила лица, и я с ужасом поняла, что по добру по здорову мы не разойдёмся: мальчишки настроились на драку. Видать, напридумывали себе чего-то по дороге, а таившаяся всё лето обида (хотя это мне впору злиться за предательство) и прогулка под холодным дождём завершили дело, окончательно растравив душу.
— Ты это, плащик-то отдай, — Гринька протянул руку, — не дело в чужих краях всякой швали из себя городского строить.
Серый лучезарно улыбнулся:
— Нужен? Забирай, — и не двинулся с места.
Гринька тоже не желал начинать драку первым, да и подоспевший к нему Петька уже что-то яростно шептал на ухо, видать, вразумляя. Или строя коварный план.
— Фроська с нами пойдёт, — заявил Петька, — и с тобой водиться больше не будет, понял?
— А Фроську никто спросить не хочет? — задохнулась от возмущения я.
— А ты вообще молчи, дура. Повертела хвостом и будет. Пошли. Домой тебя поведём. Хватит уже с этим якшаться. Не нравится он нам.
— Так мне с вами за одним столом не сидеть, — парировал Серый, — не нравлюсь, так гуляйте в другую сторону, — и добавил, заметив моё негодование, — а Фроська — вполне умная и самостоятельная и сама вправе решать, с кем под руку гулять.
Я зарделась:
— Ну с умной ты, может, и переборщил…
Гринька, недолго думая, схватил меня за руку:
— Пошли, сказал! — взревел он.
Серый молча зарядил ему кулаком в челюсть, попутно отбрасывая плащ в лицо кинувшемуся следом Петьке. Гринька взвыл, хватаясь за ушибленное место, оттолкнул меня. Я с присущим мне изяществом поскользнулась на мокрой земле и кубарем скатилась в воду.
Вообще я худо-бедно, но плавать умею. Но когда с размаху плюхаешься в ледяную воду, не понимая, где верх, где низ, руки сковывает холодом, что вовсе их не чувствуешь, когда даже вдохнуть толком не можешь, из-за брызг и сплошной стены дождя не понимая, вынырнул ты из воды или ещё нет, тут не до умений. Я завизжала, что есть мочи, и замолотила руками-ногами. Помню же: та саженка, пусть и разлившаяся, едва ли выше моего роста. Стоит успокоиться и выпрямить ноги, и я стану аккурат на дно. Но то ли ноги не выпрямлялись, то ли дно юрко ускользало из-под них. Я поняла, что больше дёргаться не могу. Глупость какая! Всю жизнь здесь играли, каждая кочка знакома… Кочка. Я нащупала носком что-то твёрдое и пнула, пытаясь вынырнуть на поверхность. Твёрдое ушло ещё глубже, но на мгновение вытолкнуло недоутопленницу на поверхность: