— Рэйч, скажи ей, что лошадь ее съест, — попросил он, с него посыпались разочарованные блестки, когда пикси отпустил девочку и бросился к посудной стойке, где держал пластырь для крыльев. — Клянусь, я должен был просто позволить этому тупому животному оторвать тебе крыло.
— Это сделал Тульпа? — спросила я, и Дженкс заставил девочку опуститься на стойку, где его пыльца объединилась с ее в красивом калейдоскопе серебряного, золотого и зеленого цветов.
— Нет, она порвала крыло, когда улетала от него. Стой смирно. Да стой же смирно! — воскликнул он, когда его дочь неловко посмотрела себе за спину и придержала крыло, чтобы ее отец мог подчинить его. Из крошечного пореза сочилась серебряная пыльца, вторя двум дорожкам, текущим вниз по ее лицу.
— Маленькие розовые бутоны Тинки, — проворчал он, когда закончил лечение и стер липкое вещество со своих рук. — Это того стоило?
Просияв сквозь слезы, малышка кивнула, поднимаясь в воздух и по пути хватая со стойки конский волос. Через полсекунды не было слышно даже звука ее крыльев.
— Чертовы дети растут слишком быстро, — прошептал Дженкс, и я ощутила вспышку вины за то, что втянула его в свое безумие.
— Гм, думаю, сегодня ночью помощи Биза и Айви будет достаточно, — сказала я, и пикси развернулся ко мне.
— Вздор, — сказал он, поднимая крошку со стойки. — Ал меня не пугает.
— Он пугает меня, — призналась я, и Дженкс молча кивнул, грызя крошку от печенья пиксиного размера. — Я серьезно, — сказала я, сталкивая теплое печенье с лопатки. — Ты и Айви вместе. Этого может быть слишком много для терпения Ала.
— Тем больше причин пойти, — ответил он, глядя в сторону улицы и взлетая, когда вдалеке послышался рев двигателя и раздался резкий гудок.
— Дети, — предположила я, надеясь, что в этом все дело. — Там и так происходит немало, а тут еще авария?
— Гм, это машина Трента, — сказал Дженкс, и я резко выпрямилась. Печенье, от которого я только что откусила кусок, было забыто. — В смысле это его гудок.
— Трент? — осколок адреналина, искрясь, пронзил меня, вызывая интерес ближайших мистиков: их внимание переместилось с мелких пигментных пятен на картине на мой растущий румянец.
— Как он попал в Низины? Нас же изолировали.
Хлопнула дверца машины и Дженкс взлетел выше.
— Понятия не имею. Но это он.
— Рэйчел? Рэйчел! — донеслось эхо с улицы. — Я должен поговорить с тобой!
«О. Мой. Бог. Он приехал остановить меня», — решила я, и мистики загудели от моей тревоги, озадаченные тем, что ее вызвало не возможное ранение, а…смущение? Трент знал, что это плохая идея. Проклятье, я сама знала, что это плохая идея. Но если он попытается остановить меня, мне придется это признать и все равно сделать, потому, что, как Трент и говорил, другого выхода не было.
Громоподобный стук отразился в святилище, когда Трент начал стучать в дверь, и я вздрогнула.
— Дерьмо на тосте, — пробурчал Дженкс. — Я впущу его, пока соседи не вызвали полицейских. Хотя, они вряд ли приедут, — закончил он, вылетая, и его пыльца ярко блеснула.
«Трент здесь», — подумала я, с силой сжимая лопатку в руке, так что костяшки почти побелели. Это была моя жизнь — мое решение. То, чего он хотел, было неважно. Этот факт был совершенно ясен. Наполненная неуместным гневом, я бросила лопатку на стол и схватила прихватку.
Скривившись, я открыла духовку и вытащила последний противень с печеньем. Мои брови нахмурились от голоса Трента в святилище, и я намеренно повернулась к нему спиной, когда мужчина зашагал дальше по коридору.
— Почему ты не сказала мне, что мистики все еще в тебе! — закричал Трент.
Пораженная тем, что он повысил голос, я развернулась, держа противень с печеньем в руке. Он все еще был в старой одежде, его брюки слегка помялись и две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, показывая легкую поросль на груди. А закатанные на разной высоте рукава придавали ему беззащитный вид, даже когда он уставился на меня и кончики его ушей покраснели от гнева.
— Может, теперь крикнешь еще громче? — спросила я, со стуком опуская противень на стойку. — Не думаю, что за две улицы отсюда тебя услышали.
Трент вошел внутрь, встрепанный и расстроенный. Из его кармана торчала ручка, и я угрожающе подняла свою лопатку, когда он потянулся ко мне, словно собираясь встряхнуть. Мистики зажужжали, ближайшие собирались во мне и, вероятно, почувствовав это, Трент остановился. Он опустил взгляд на печенье, затем он посмотрел на Дженкса, расположившегося на занавесках над раковиной.
— Ты еще не ходила… — начал он, я покачала головой и, сжав губы в линию, стала отковыривать печенье с противня.
— Еще нет, — ответила я, кладя сладости на охладительную решетку. — Айви после полудня тренируется с Ниной, а я жду заката, чтобы Дженкс и Биз могли пойти с нами.
Злясь от того, что мне приходится рисковать ими всеми ради того, к чему они не имели никакого отношения, я с силой ковырнула печенье, и оно вылетело с противня и упало на пол. Я в разочаровании отбросила лопатку.
— Почему ты здесь?
— Ты не можешь идти в Безвременье с осколками Богини внутри! Знаю, я сказал, что это единственный путь, но мы можем придумать что-то другое. Что, если тебя увидит Тритон?
Я смотрела в его глаза, видела морщинки беспокойства в уголках его глаз, и от этого вида злость во мне утихла.
— У нас нет времени на что-то другое, — ответила я, чувствуя холод внутри. — Кроме того, если я смогу сохранить это между мной и Алом, все будет в порядке. Он меня не выдаст. Он потеряет все.
Но капля страха задержалась во мне. Я видела ненависть Ала к эльфам. Его эмоции не отфильтровывались через поколения, они были свежими. Боль была его собственной, а не прошедшей историей.
И все же он любил Кери…
— Со мной все будет хорошо, — сказала я, поднимая печенье с пола и выбрасывая его в мусорку. — И это тебя совершенно не касается.
— Это не справедливо, — сказал Трент, и я наклонилась к нему через стойку.
— Да. Это. Так, — я сделала медленный вздох, злясь, хотя знала, что он принял правильное решение. Мы оба приняли. — Мистер Каламак.
Шаркнув ботинками, он сел с почти незаметным вздохом. Он искоса посмотрел на меня. Я слышала, как пикси играют в саду. Если бы не сирены и слабый запах горящего здания по другую сторону реки, это мог быть почти нормальный день. Медленно всплыло воспоминание о том, как мы с Трентом делали печенье. Напряжение ослабло, и я снова стала перекладывать печенье на охлаждающую решетку. Воспоминание было не совсем реальным в том смысле, что мы на самом деле это делали, поскольку я была заперта внутри своего разума, а Трент пытался освободить меня, но он тоже помнил об этом, так что, наверное, оно было настоящим. Поцелуй впоследствии точно был.